Письма к Н. А. и К. А. Полевым
Шрифт:
Как водится, поздравляю с новым годом, хоть я не знаю для чего и мне и вам деление времени, – по крайней мере мне, безнадежному скитальцу? Желаю русской публике более справедливости, и уверен, что это сбудется, и полезные труды братца вашего оценятся и веком и веками.
Я нездоров. Мороз у нас сильный, и вообразите, что у меня мерзнут руки на письме – так холодна моя хата, хоть дров жгу без милости… А вы еще требуете от меня цветов поэзии!..
Будьте счастливы; поцелуйте руку у супруги вашей, благословите за меня вашу малютку, и крепко, крепко обнимите брата.
Александр Бестужев.
XIX.
Января 25
Милостивый государь Ксенофонт Алексеевич.
Полагаясь на испытанную доброту вашу, беспокою вас новым поручением; я уверен, что вы охотно исполните оное, ибо оно есть дело веры.
Начальнику моему, г-ну подполковнику Васильеву, угодно выменять на деньги, пожертвованные благочестием солдат храмовой образ Святого Победоносца Георгия, и на сей предмет при сем прилагается 300 рублей ассигнациями Описание же величины и вида оного усмотрите при конце письма Несомнительно, что выбор ваш будет хорош; остается лишь просить ускорить высылкою, ибо желательно, чтобы в день, в честь Св. Георгия празднуемый, образ его лежал уже на налое. Если нет такой меры, или близкой к означенной мере, в таком случае покорнейше прошу заказать нарочно; а так как это дело казенное, то не поскучьте приложить от мастера или купца расписку и счет за пересылку, адресуя все на имя командира Грузинского линейного No 10 батальона, Якова Евтифеевича Васильева, г-на подполковника, в Дербенте.
Если не достанет посылаемых денег, то прошу вас, в ожидании присылки из батальона, записать на меня; если же останутся, то при образе переслать обратно. Сим вы много обяжете и меня, и сослуживцев моих. С истинным уважением пребываю ваш, милостивый государь, покорный слуга Александр Бестужев. (За сим следует подробное описание образа и разных принадлежностей к нему, также наставление как уложить и переслать его.)
XX.
Дербент, 26 января 1833.
Я соскучил, добрый мой друг Ксенофонт Алексеевич, так давно не получая от вас писем. Я вижусь с вами только в Телеграфе последнее время: хорошо, что и там вы во фраке, что и там вы нараспашку. Я с большим наслаждением читал статью о Державине, я с большим огорчением огляделся кругом, прочитавши ее… где он, где преемник гения, где хранитель огня Весты? Я готов, право, схватить Пушкина за ворот, поднять его над толпой и сказать ему: стыдись! Тебе ли, как болонке, спать на солнышке перед окном, на пуховой подушке детского успеха? Тебе ли поклоняться золотому тельцу, слитому из женских серег и мужских перстней, – тельцу, которого зовут Немцы, маммон, а мы, простаки, свет? Ужели правда и для тебя, что
Бывало, бес когда захочетПоймать на уду мудреца,Трудится до поту лица,В пух разорить его хлопочет.Теперь настал светлее век,Стал крепок бедный человек —Решенье новое задачеНашел лукавый ангел тьмы:На деньги очень падки мы,И в наше время наипачеБес губит – делая богаче.Но богаче ли он или хочет только стать богаче? или, как он сам говорил:
Я влюблен, я очарован,Я совсем огончарован?Таинственный
Я не устаю перечитывать Peau de Chagrin; я люблю пытать себя с Бальзаком… Мне кажется, я бичую себя как спартанский отрок, чтобы не морщиться от ран после. Какая глубина, какая истина мыслей, и каждая из них как обвинитель-светоч озаряет углы и цепи светской инквизиции, инквизиции с золочеными карнизами, в хрустале и блестках и румянах!
Я колеблюсь теперь, писать ли роман, писать ли трагедию, а сюжет есть богатый, где я каждой силе из разрывающих свет могу дать по представителю, каждому чувству – по поступку. Можете представить, как это будет далеко, бледно, но главное, то есть страсти, сохраню я во всей силе. Я, как Шенье у гильотины, могу сказать, ударя себя по лбу: тут что-то есть, но это еще связно, темно, или, лучше сказать, так ярко, что ум ослеплен и ничего не различает. Подождем: авось это чувство не похоже на самоуверенность Б. Федорова. Одним, по несчастью, сходен я с ним: это докукою вам! Поручений, поручений – так что голова кругом пойдет!.. Но Адам Смит сказал, что раздел работ есть основа экономии. Простите до будущей.
Николая Алексеевича прижимаю к сердцу, которое, право, лучше всего меня и в перьях и в латах. Счастия…
Александр Бестужев.
XXI.
Дербент, 2 февраля 1833 г.
Добрый и почтенный друг Ксенофонт Алексеевич.
Грустно и досадно слышать, что письма мои пропадают, и это дает повод к тревожащим вас слухам, или, что еще хуже, к мысли, будто я забывчив к людям, столь меня любящим, которыми так одолжен я! Признаюсь, это отбивает охоту писать что-либо дельное в письмах, кроме здравствуйте и прощайте. Утрата письма от человека мыслящего к мыслящему есть вырванная страница из книги, которой не возродит ни случай, ни память; это отбитый нос у греческой статуи: он не обогатит варвара, который его отбил, а бедной статуе не приклеит носа никакая ринопластика.
Странная вещь, что меня ежегодно приносят в жертву Кази-Мулле! Участие это или желание? Ежели последнее, то скажите господам вестовщикам, что они рано меня отпели; что я переживу многих литературных детей их, и скончаюсь, положа голову не иначе как на написанный мною роман, и завернувшись в печатный саван критики; а так как все это случится не скоро, то пусть они позволят дожить мне в покое года два-три; пусть не шевелят моих живых костей, в живой моей могиле.
Прошу прислать мне Кащея. Странная случайность: я сам хотел избрать его предметом романа, но Иван Петрович отговорил меня. Желаю видеть, ту ли идею осуществил Вельтман. Сожмите руку его, если случится повстречать.
Скажу вам приятную для литературы новость: Александр Корнилович – рядовой в графском полку. Ему бы, правда, надо было быть, как вначале, подле меня, а то завязки ему так же мало знакомы, как женские подвязки. За то уж для подробностей его взять; притом он завзятый полиглот и оригинал, каких мало.
Кстати об оригиналах: меня просил письмом капитан Бартенев познакомить его с вами, он едет в Москву. Это не просьба, а услуга вам; вы же и без меня с печатной стороны его знаете по домашнему – полюбите за сердце; он точно этого стоит. Вы прелюбопытные от него услышите рассказы; вы, конечно, угадаете в нем тип военного антиквария (Военный Антикварии – известное сочинение А. Бестужева.).