Письма к разным лицам
Шрифт:
7. Таким образом мы принимаем в себя Христа, Который уже, не взирая ни на что, никогда не покидает нас, но всегда пребывает в нас.
– «Таким образом приемлем Христа», т. е. таким, как он выше сказал, мысленным, духоборческим и хлыстовским. Нет, не таким образом приемлется Христос Господь, как уже я не раз говорил. Сам Господь иной от этого установил образ приятия Его, и помимо сего, Им установленного образа, другим каким-либо приять Его не надейся никто. А это: «принятый Христос, не взирая ни на что, уж никогда не покидает нас», откуда взято? Неужели Христос пребудет и в том, кто грехами своими, после принятия Его учиненными, кровь Его попрал и Самого Его распял? (см. Евр. 6: 6, 10: 26–29). Грехи ведь делают душу и тело смрадными. Как же это наш новшак дерзает держать Господа в сем смраде? В плен, что ли, Он попал, быв восприят человеком? Бог Сам свидетельствует, что грехи наши отлучают Его от нас. Так и Христос Господь оставляет согрешившего, в коем был прежде.
8. Принявшему в себя Христа несвойственны смертные грехи; за грехи вообще он подлежит лишь временным наказаниям.
– Если первое положение разумеется под таким условием: пока Христос в нем, то, конечно, это справедливо. Но если полагается, что сие бывает по какой-либо необходимости, то тут нет истины. Первый бесплотный пал; бывший между апостолами пал; сколько примеров падения святых, мужей высокой жизни и чудотворцев?!
Стало быть, нелепо мечтать о безгрешности человеков вообще заурядных. Правда, святой Иоанн Богослов говорит, что рожденный от Бога не согрешает. Но тут же прибавляет: но блюдет себе (1 Ин. 5: 18). И выходит, что он не согрешает, потому что блюдет себя. Не станет блюсти, и согрешит. Свобода всегда остается за человеком. И он может пасть, как бы высоко ни стоял и как бы близко к Богу ни был поставлен.
Последнее положение: «грехи вообще, по ходу речи, исключая смертных, подлежат временному наказанию», – верно. Это такие грехи, в которые и праведник семь раз на день падает. Они все, как только сознаны бывают, очищаются внутренним покаянием; которые же из них остаются незамеченными, те отпускаются при общей молитве о грехах, неведомыми оставшихся, каждый вечер. Но все же и за них должно удовлетворять правде Божией. Милость Божия и устрояет сие, посылая временные очистительные скорби и лишения. Грехами и малыми шутить не следует. Кто считает важным праздное слово, или взгляд, на что-либо увлекшийся, или смех несдержанный и т. д.? Видим, однако ж, в словах Господа строгое их осуждение вообще у всех людей; у приявших же Господа и извинительные грешки могут оказаться не извинительными. Потому благодарно приемли, когда посещает скорбь.
9. Вера во Христа, как дар Божий, никогда не отнимается у принявших в себя Христа; потому что дары Божии непреложны и вечны. Также остается при них и не отнимается у них благодать искупления.
– Дары Божии непреложны. Правда ли? Если дары Божии даются не безусловно, а под условием предания себя Богу и божественным порядкам, расположение же сие может измениться по свободе человека; то нельзя говорить решительно, что дары Божии непреложны. В силу нарушения сего условия они могут быть взяты обратно. Над получившим мнас и ничего на него не приделавшим, какой произнесен суд? Возьмите от него мнас (Лк. 19: 24). Тот же суд и над верующим, когда он оказывается в чем-либо неверным вере. Вера – дар, но не безусловный и не непосредственный. Дару веры предшествует своеличная вера с покорением ей ума, возжелание веры и взыскание ее. То правда, что вера, яко дар, могуща, возвышенна, но не вяжет свободы ума. Ум может восстать на нее, придумать извороты и отложиться от ней, а затем увлечь к отложению и волю, и сердце, и всего человека. Где же после сего держаться дару веры? Он и отходит или вземлется.
И опыты таких отпадений во все времена бывали и теперь есть. Что же и говорить о неотъемлемости веры? И вообще о неотъемлемости чего-либо, как будто по некоей роковой необходимости, даже в области благодатной, утвердительно говорить не приходится. Потому что тут благодать действует совместно с свободой и действует под условием самоохотной покорности свободы. Прекратись сие условие, прекратит и благодать свое действие.
Второе положение сего пункта, что остается неотъемлемой и благодать искупления, – тоже неверно. Благодать искупления пребывает, пока жива вера, и ревность жить по вере, держащая человека постоянно в подвиге самораспинания ради Господа, коим прививается человек ко кресту Господню. Замри вера и такая ревность, а это возможно в свободной всегда твари, отойдет и благодать искупления. Святой Павел почитает возможным для уверовавшего и приявшего искупление не только это, но и попрать кровь искупительную и второе – распять самого Искупителя, как же остаться в таком благодати искупления?
О любви сказано, что она николиже отпадет, а при ней неотлучна и вера с упованием. Но такая любовь – верх христианского совершенства, для всех достижимого, но не всеми достигаемого. Не о всякой любви так можно сказать. Наша обычная любовь такова большей частью, что покажи только чечевицу, которая повкуснее, и мы готовы бываем отступить от своего любимого, хоть не навсегда, а только на этот случай.
Но и такое отступление – все же отступление. Таким образом, о неотменности и непреложности в отношении к человеку речь неуместна очень.
10. Принявшему в себя Христа и потом согрешившему нужно лишь покаяться, и он тотчас получает непосредственное прощение, так как Христос есть неисчерпаемый источник милосердия и прощения.
– Это говорится затем, чтобы внушить, что христианину согрешившему не нужно исповеди и Богом установленного (авторизованного) разрешения от духовного отца в Таинстве Покаяния; а довольно вздохнуть в сердце о грехе, и он прощен тотчас, как вылетит вздох из груди. Даже и твердого намерения воздерживаться от греха при сем не требуется. Уж это чересчур льготно. Даже в обычных наших житейских порядках так легко не обходятся проступки, например, слуг и детей.
Грех всякого человека есть великое оскорбление Бога, написавшего в сердцах наших закон Свой. Грех христианина несравненно более оскорбляет Бога, так как христианин и ведение заповедей яснейшее и полнейшее получил, и приял благодать, укрепляющую его на исполнение сих заповедей, и обетование богатейшее на исполнение положенное слышал и знает. Христианин же, приявший в себя Христа Господа, что есть высшая степень христианского совершенства, греша, оскорбляет Бога, надо сказать, безмерно. Апостол так и определяет, что он кровь Христову попирает, даже распинает Самого Христа, принятого в себя, и Духа Святаго оскорбляет. И, несмотря на такую неописанную страшность греха, христианину-грешнику говорится: «Ничего, вздохни только, и ты прощен». Говорится так во имя неисчерпаемого милосердия Христова. Воистину Он бесконечно милосерд; но нисколько не поблажник. Не по Его разве внушению апостол написал выше помянутый суд над христианином грешником? Не от Его разве лица изрек он такой приговор? Над блудником коринфским святой Павел произнес страшный приговор предать такового сатане, разве не по Господню внушению? Вот почему и в древней Церкви явные грешники несли долгие и тяжелые епитимии. И получали прощение уже после того, как заявляли и искренность своего раскаяния и твердость намерения чуждаться прочее греха, не словом, а делом. Строгость сия в Святой Церкви и доселе держится в покаянных канонах, по коим духовники налагают епитимии. И не думай никто получить прощение, не выполнив епитимии. Духовники-поблажники не добро, а зло делают кающимся, не налагая епитимии. И при епитимии чувство прощения от Господа не вдруг приходит, а надо много потомить себя и сокрушением, и лишениями, и слезами, чтоб возвратилась милость Божия в сердце христианина-грешника. Так бывает; соответственно сему идут и законы церкви о покаянии. Господь Спаситель всегда примет кающегося, но милость Свою вполне возвращает не вдруг: потрудись и докажи, что глубоко, а не мимолетно сокрушаешься, и опять милость Божия осенит тебя.
И это бывает только после исповеди и разрешения в Таинстве Покаяния. Без исповеди же и разрешения, хоть ты целую жизнь промучься, ничего не получишь. Ибо грех по крещении лишает благодати обновления духа. Ее надобно вновь сподобиться, чтоб помощью ее очистить втеснившиеся снова в дух, которое есть второе крещение в слезной купели. Поелику оно таково, то ему предшествует то же, что и крещению, т. е. вера, сокрушение слезами, исповедь с положением решения ходить прочее в воле Божией. Ради таковых расположений сердца, вместе с разрешительным словом отца духовного возвращается благодать, и, сочетаваясь со свободой, полагает снова начало духовно-благодатной жизни, подобно тому, как бывает сие при погружении в воду крещаемого с произнесением крещальных слов, какие произносить повелел Господь. Без этого же благодать не возвратится; следовательно, и духовной жизни в собственном ее значении не будет. Что касается до непосредственного прощения, то оно бывает лишь в отношении к грехам, ненамеренно прорывающимся, каковых больше всего в помыслах и чувствах, меньше в словах и еще меньше – или чуть заметны они – в делах. Ревнитель богоугождения, страхом Божиим проникнутый, как только заметит такой проскользнувший грех, тотчас обращается к Господу, им всегда зримому, сокрушенно кается, осуждая себя, и прощен бывает. Но и при этом, коль скоро какой грех тяготит хоть сколько-нибудь совесть, лучше поспешить к духовнику и, исповедавшись, получить разрешение.
Такой порядок блюдется в Церкви Божией, истинной блюстительнице польз чад своих. Она, употребляя строгости, не тяготить и мучить согрешивших жажду изъявляет, а о том попечение показывает, что наиболее спасительно для согрешивших. Льготности и поблажки чужды ей, не по отсутствию материнской любви, а напротив, по пламенности сей любви. Она налагает тяготы, не как казни, а как спасительные врачевства. То правда, что иным не нравится эта строгость; но это зависит от непонимания своих существенных польз духовных.