Письма к тетеньке

Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович

Стр. 478. ..."но яко разбойник, исповедую тя...", «...ни лобзания ти дам, яко Иуда»... – Слова из православной молитвы, читаемой во время литургии.

...самая способность толково и правильно выражаться (синтаксис, грамматика, правописание) – и та мало-помалу исчезает... – Раскрытие реакционной идеологии и политики путем демонстрации нарушения норм речевой и письменной культуры – один из характернейших приемов салтыковской сатиры. Создается своего рода формула разоблачения, согласно которой «безграмотность сопрягается с отсутствием благородства в мыслях». Эта формула используется для создания различных образцов языкового (грамматического, стилевого и орфографического) примитива, контрастного норме полноценного, богатого и правильного языка, ассоциируемого с «благородным мышлением», то есть прогрессивной идеологией. В плане реального комментария сочиняемые салтыковским «помпадуром» безграмотные

письма и циркуляры, утверждающие «форму правления», разъясняются как гротескные пародии на языковой жанр и политический смысл манифестов Александра III о незыблемости самодержавия, на его же «высочайшие резолюции», стяжавшие себе известность своей орфографической безграмотностью и грубостью. Кроме того, для иллюстрации своих общих положений Салтыков широко пользуется примерами, взятыми из русских зарубежных книг и брошюр, принадлежащих перу деятелей оппозиции самодержавию справа.

Стр. 480. ..."недозрелый уме"... «понудила к перу твои руки». – Из «Первой сатиры» А. Д. Кантемира.

Стр. 490. В последнее время я, в качестве литературного деятеля, сделался предметом достаточного количества несочувственных для меня оценок. – В течение марта – начале апреля 1882 г. Салтыков подвергся ряду нападений со стороны ведущих печатных органов реакционного лагеря. Об одном из них – публичной лекции И. Н. Павлова – только что говорилось. Вслед за Павловым через несколько дней выступил В. П. Буренин, наиболее воинствующий тогда представитель газеты «Новое время». Большую половину своего очередного фельетона из серии «Критических очерков» Буренин посвятил Салтыкову («Новое время», 1882, 12/24 марта, No 2168). Фельетон этот в ряду других враждебных выступлений Буренина, не оставившего без своего отзыва ни одного из «Писем к тетеньке», выделяется ничем не сдерживаемым бешенством личного озлобления. Это обстоятельство следует поставить в связь с тем фактом, что данное выступление нововременского «критика» было предпринято с целью нанести Салтыкову возможно более чувствительные контрудары за ту дискредитацию, которой подверглись и сам Буренин, и его газета в «мартовском письме», где они были задеты в сатирических образах газеты «Помои» и ее «фельетониста Трясучкина». Кроме Павлова и Буренина, Салтыков подвергся в это же время нападкам со стороны московского «Русского вестника». В апрельской книжке журнала [81] была напечатана статья видного публициста катковского лагеря, бывшего московского полицмейстера П. Щебальского. Статья называлась «Наши беллетристы-народники» и была специально посвящена «фаланге» тех писателей, на знамени которых «красуется изображение маститого сатирика Щедрина». Эта фаланга, писал автор, чуждается бельэтажа и чистых комнат; это «литература кабака и харчевни».

81

Он выходил по первым числам каждого месяца, то есть на 15 – 20 дней раньше «Отечественных записок», и поэтому апрельская книжка журнала могла быть известна Салтыкову в момент написания «апрельского письма».

Отповедь, данная Салтыковым этим "распутным кликам", превратившаяся в страстную декларацию писателя о предмете и назначении своей литературной деятельности, вызвала, в свою очередь, новую и еще более резкую статью упомянутого П. Щебальского (П. Щебальский. "Письма к тетеньке" г. Щедрина... – "Русский вестник", 1882, No 8).

Стр. 496. ...двоить – подразумевается двоить пашню, то есть пахать ее дважды, вдоль и поперек.

Стр. 497. Статский советник... во лбу у него блестело <око>, в знак питаемого к нему доверия. – Недреманное око – одно из бытовых наименований агентов политической полиции и политического сыска. Впоследствии Салтыков назвал этими словами одну из своих «сказок».

Стр. 498. Я думал, что мне скажут: вот факт, который вполне подтверждает написанное вами тогда-то и тогда-то! – рассказ о приключениях поповского сына является одной из вариаций неоднократно разрабатывавшейся Салтыковым темы о тяжелом положении русского интеллигента (народника) в деревне, в обстановке господствовавшего там добровольческого сыска и полицейского произвола. Ближайшим образом Салтыков имеет здесь в виду свой рассказ 1874 г. "Охранители" (из цикла "Благонамеренные речи"), где в злоключениях "помещика Анпетова" он изобразил картину полицейских репрессий, применявшихся к деятелям народнических пропагандистских кружков в русской деревне 70-х годов.

ПИСЬМО ПЯТНАДЦАТОЕ

Впервые, с подзаголовком «Письмо девятое и последнее», – в журн. «Отечественные записки», 1882, No 5.

Заключительное "майское письмо" писалось в условиях укреплявшегося курса реакции, накануне назначения на пост руководителя внутренней

политики, вместо "прогонявшегося с двора" гр. Н. П. Игнатьева, "министра борьбы" гр. Д. А. Толстого ("злым гением России" назвали его современники). Обращаясь к Н. А. Белоголовому, Салтыков писал ему 8 июня 1882 г.: "Письма к тетеньке" я кончил и, как оказывается, совершенно кстати. Во-первых, надо же и кончать, а во-вторых, любопытно, о чем бы я теперь писать стал? Теперь надо писать о светопреставлении..." В предыдущем же письме к тому же адресату от 15 мая Салтыков признавался, что зрелище российской действительности того момента повергает его в состояние "не злобы, а безвыходного горя и отчаяния". Эти настроения наложили явственный отпечаток на заключительное "письмо". Однако, опасаясь впасть в пессимизм, Салтыков изъял из первоначального текста некоторые далеко идущие негативные формулировки ("Тоска, развившаяся до размеров отвращения к жизни" и др.) и закончил свои беседы с "тетенькой" страстным просветительским призывом к русскому обществу "сознать свою силу", если и не для "деятельного участия <...> в жизненном круговороте", то хотя бы для моральной поддержки "добросовестному и честному убеждению", что также считал делом "первостепенной важности".

Стр. 502. Недаром с Москвы благонамеренные голоса несутся: зачем, мол, цензура преграды «им» ставит! пускай на свободе объяснятся! – Указание на упомянутую выше статью П. Щебальского «Наши беллетристы-народники» в «Русском вестнике», в которой автор мимоходом задал провокационный вопрос: не лучше ли было бы дать Салтыкову и всем писателям демократического лагеря возможность высказаться «совершенно полно и откровенно», «назвать людей по именам» и т. д.

Стр. 505. ...а ныне к последней части этого положения прибавляют: «по правилам о Макаре, телят не гоняющем, установленным». – Намек на Положение 14 августа 1881 г. «О мерах к охранению государственной безопасности и общественного спокойствия» и на Положение 18 апреля 1882 г. «О полицейском надзоре». Ими определялось управление Российской империи в административно-полицейском отношении.

Стр. 506. ...Сару Бернар не видал, об Сальвини только из афишек знаю. – Знаменитая французская драматическая актриса и не менее знаменитый итальянский трагик гастролировали в Петербурге в театральный сезон 1881/82 г.

Стр. 508. Помните... мы, в конце пятидесятых годов, зазнали в Москве одного начинающего публициста («другом Грановского» он себя называл)... – Намек на Каткова и на проделанную им эволюцию от позиций умеренного либерализма в 40 – 50-е годы до роли одного из идеологов и вдохновителей реакции 80-х годов. В 1845 – 1850 гг. Катков был адъюнктом Московского университета по кафедре философии и здесь сблизился с Т. Н. Грановским, профессором того же университета по кафедре всеобщей истории. Указание дальнейшего текста на «греческие спряжения» служило для современников еще одним сигналом к узнаванию в анонимном образе намека на Каткова – инициатора и неутомимого пропагандиста системы классического образования.

Стр. 513. ...был один год... когда я одновременно обучался одиннадцати «наукам» и в том числе «Пепину свинству»... – Признание автобиографическое. Подробнее, см. прим. к стр. 405 и в кн.: С. Макашин. Салтыков. Биография. 1, изд. 2-е., М., 1951, стр. 128, след.

Стр. 514. Неслыханные «публицисты», чудовищная помесь Мессалины и Марата, сумевшие соединить в своем ремесле распутство первой и человеконенавистничество последнего. – Речь идет все о тех же «публицистах» реакционно-охранительной и буржуазно беспринципной печати – Каткове, Щебальском, Буренине и др. В характеристике этих «публицистов» наряду с именем Мессалины – жены римского императора Клавдия (I в. до н. э.), прославившейся своим распутством, Салтыков пользуется также именем Марата – одного из наиболее выдающихся деятелей Великой французской революции. В отношении к этому имени Салтыков, подобно многим своим современникам, находился в плену буржуазной легенды, превратившей исторический облик этого преданного «друга народа» в химерическую фигуру кровожадного садиста, «человеконенавистника». Салтыков тем легче подпал под влияние этой легенды, что и просветительский морализм его собственного мировоззрения диктовал ему резко отрицательное отношение к террору, хотя бы и революционному. Личность Марата, смело призывавшего народные массы к беспощадной расправе с аристократами – врагами революции, неизменно воспринималась Салтыковым в социально– и политически-отрицательном аспекте (ср. дальше выражение «охотно-рядские Мараты»).

Стр. 519. Sapienti sat. – Выражение из комедии «Формион» римского комедиографа Публия Теренция. Салтыков употребляет его, здесь и в других местах, в эзоповском значении. Он подчеркивает этими словами, что сказал все, что хотел и мог сказать. Об остальном нужно догадываться.