Письма Колумбу. Дух Долины
Шрифт:
Люди — всегда в движении. Через леса, через степи, через моря. Обогнули всю планету — начинается кочевье другого рода.
«Открытия» «новых» земель, последовавший затем процесс индустриализации, истощение почв и бурный рост народонаселения — все это предопределило разрыв со средой, тысячелетиями определявшей наше бытие. Все больше людей сбиваются в кучу во все более крупных городах, идет урбанизация, которая, пожалуй, влечет за собой самое значительное социальное преображение в истории человечества.
Как описать города моей современности? Столь непохожие на известные Вам города!
Ваши города, обнесенные стенами, однако стенами, которые не только защищали, но и объединяли,
Тесные города, с гомонящими улицами в обрамлении открытых взору прохожих заведений пекаря и мясника, ремесленника и купца. Не слишком гигиеничные — сточные канавы принимали помои и человеческие выделения. Легкая добыча пожаров и эпидемий. Но в то же время общины со своей душой и с устоявшимся балансом, способным держаться века. Города со своим лицом, неповторимой индивидуальностью. Достаточно было произнести: Палос, Генуя или Венеция, — и тотчас представлялась четкая картина, ощущалась особая атмосфера, казалось даже, что слышны присущие только им звуки и запахи.
О столице Катая во времена династии, называвшей себя Сун, рассказывается, что на каждой улице журчала вода и благоухали цветы. Так же было и в Теночтитлане в долине Мехико у подножия курящегося конуса Попокатепетля, в городе, очаровавшем Кортеса и обращенном им в развалины.
То были города, которые люди могли любить и с которыми они могли себя отождествлять.
Разумеется, и теперь есть такие города. Сверх того, в сердцевине некоторых городов можно видеть охраняемые государством следы былых культурных эпох, архитектурные черепки истории. И все же, говоря о городах сегодня, мы, как правило, представляем себе нечто совсем другое.
После того как материки были связаны между собой и европейская технология открыла шлюзы для массового производства, стала закладываться основа индустриального города. Он — детище Европы, почитавшей себя призванной владеть всем миром. Его дома сосредоточиваются там, где добывают уголь, где обрабатывают металл или прядут хлопковую нить. Его фабрики притягивают все больше сырья из других частей света. И он же притягивает людей, вырванных из привычного уклада натурального хозяйства.
Во имя прогресса люди нового индустриального города подчас вынуждены трудиться от зари до зари. Труд более длительный, монотонный и, как правило, более грязный, чем тот, которым они занимались прежде. Весь жизненный ритм изменяется: в крестьянской и ремесленной общине человек сам его определял, теперь надо подлаживаться под машину. Во многих случаях жизнь первых индустриальных рабочих мало чем отличается от жизни рабов в колониях.
Сообразно с этим формируется и город, служащий им обителью. Промышленный город, детище XVIII и XIX веков, обычно уродлив, нередко жесток. Все подчинено извлечению прибыли. Красоте пути в город закрыты.
Те же силы действуют в колониях. Только здесь на первом месте стоит не фабричное производство. Странам, где обильнее всего растет хлопчатник, запрещается самим производить текстиль. На берегах, осененных тенью кокосовых пальм, не дозволяется использовать копру для изготовления мыла и растительного масла. Ибо задача колоний — поставлять Европе сырье и открывать рынки для готовых продуктов европейской промышленности. Пожалуй, некоторые города Вашего вице-королевства будут отвечать тому, что Вы рисовали себе, основывая первый из них и мечтая о новых городах по кастильскому образцу, где испанцы могли бы жить на испанский лад. Большинство городов в колониях станут другими.
Они будут ориентированы
Колониальные города располагаются в устьях рек и на берегах, чтобы служить заморской торговле. Сами реки обращаются лицом к Европе, становясь транспортными путями к грузовым причалам, пока эту функцию не возьмут на себя железный конь и самоходная колесница. Все нацелено на то, чтобы снабжать Европу пряностями и металлами, хлопком и кофе, сахаром и южными фруктами. Возникают портовые города, которые не гармонируют с морем, не дают берегам и морю оставаться частью единого ландшафта, а загромождают береговую линию пакгаузами, сараями и мусором, принуждая жилища отвернуться от реки, от морского побережья. Облик городов определяется их ролью форпостов растущей индустриальной Европы.
Этот облик предрешен, когда колониальные страны освобождаются от зависимости и на западной стороне Атлантики вырастает новая, еще более беспокойная и могущественная Европа.
Притяжение развивающихся промышленных и торговых центров совпадает с отторжением людей из деревни. Во всякой стране с растущим населением наступает пора, когда землю уже нельзя делить на большее число пользователей. Отсюда быстро увеличивающаяся масса безземельных, для которых в деревне нет места.
Армия безземельных неудержимо ширится по мере того, как почвы все больше истощаются и появляются машины, которые заменяют многих работников, меж тем как кривая численности населения устремляется вверх. Мотивы, вынуждающие покидать деревню, становятся даже сильнее притяжения городов. Поскольку свободных земель для распашки почти не осталось и нет больше незавоеванных континентов, растущий поток лишних людей направляется в город. Торговые и индустриальные города отчасти меняют свой характер, превращаясь в место сбора людей, которым больше некуда деться.
Так начинается величайшее в истории переселение народов, превосходящее любые прежние миграции через степи и океаны и, пожалуй, более радикальное по своим последствиям для рода человеческого, чем какие-либо прошлые события.
Города были и в древности, однако урбанистическая цивилизация обрушилась на человека уже в нашем столетии. Население планеты теперь удваивается за тридцать пять лет, городское население — за одиннадцать. Крупнейшие центры растут вдвое быстрее небольших городов. Впервые мы достигли такой стадии, когда большинство граждан мира рождаются горожанами. При нынешних темпах к началу следующего тысячелетия из прогнозируемой общей численности мирового населения в семь миллиардов пять с половиной будут жить в городах. Идет формирование сплошного урбанистического мира.
О современном большом городе уже не говорят — метрополис. Подобно тому как с некоторых пор мы измеряем подвластные нам разрушительные силы не тоннами, а мегатоннами, так и новый супергород именуем — мегаполис.
В устье одной из рек на севере Света, к которому Вы прикоснулись, один голландец за несколько рыболовных крючков и стеклянных бусин покупает у индейцев остров Манхатте. Закладывается город, его имена меняются по мере того, как чередуются голландские и английские владельцы: Ниев-Амстердам, Нью-Йорк, Ниев-Оранж и снова Нью-Йорк. Когда центр тяжести экономического могущества, такой же кочевник, как и люди, перемещается из Северо-Западной Европы через Атлантику, этот город на время становится экономическим центром всего мира, разбухает и ныне включается в полосу сплошной восьмисоткилометровой городской застройки от столицы у реки Потомак на юге до Бостона у места высадки «отцов-пилигримов» на севере.