Письма мёртвой Ксане
Шрифт:
– Ладно, я всё понял. Жизнь продолжается.
– Вот именно. Наконец-то включил мозги, молодец. А теперь поехали к тебе.
– Но твои родители обидятся.
– Пусть.
– Как это – пусть?
– А так. Разве не видишь, что папик и мамик только рады? Понятно, надоело ухаживать за лежачей больной. Кстати, ты не думай, я их не осуждаю нисколько. Просто не хочется этой похоронной тягомотины: сейчас заводские начнут возле могилы произносить речи, размусоливать всякую фигню про трудовые заслуги бабушки.
– Дело не во мне. Ты же понимаешь: если мы не появимся на кладбище, мать с отцом наверняка оскорбятся по-чёрному. Причём ещё неизвестно, на кого больше, на тебя или на меня. Ведь как пить дать решат, будто это моя инициатива: взял и подбил тебя смыться с похорон… Нет, я так не могу.
– Да брось, ерунда это всё. Если ты такой стеснительный, то – пожалуйста – я им скажу, что сама не захотела ехать… Ну, умерла баба Ксана. Ей теперь всё равно, простоим мы с тобой лишние полчаса над её гробом или нет. А показуху я не люблю.
– Всё же неудобно.
– Да? – она игриво посмотрела на Андрея. И положила ладонь ему на колено:
– М-м-м…
– А так – тоже неудобно? – её пальцы сместились на внутреннюю сторону его бедра и – одновременно с короткими круговыми поглаживаниями – медленно поползли вверх. – А ну-ка, давай признавайся по-честному: неудобно? Или уже немножечко удобнее? А, Андрюш?
Он, прерывисто вздохнув, сбросил газ и, вырулив к обочине, затормозил. Затем откинулся на спинку сиденья.
А она приблизила свои пухлые блестящие губки к его уху:
– Мы не виделись целых три дня. Честно говоря, я надеялась, что за это время ты успел меня захотеть.
– Успел.
– Точно?
– А ты разве не чувствуешь?
Разумеется, её пальцы уже нащупали то, что ей было нужно. Ксана издала довольный смешок:
– Чувствую, вот теперь чувствую, – с видом вкрадчивого злоумышленника она расстегнула верхнюю пуговицу на его брюках. – Значит, возражений больше не будет, я всё правильно понимаю? Да?
– Правильно.
– Вот и хорошо, – она принялась за вторую пуговицу.
– Погоди, маленькая, – Андрей медленно тронул автомобиль с места. – Потерпи, не надо, а то ведь я так и до дома доехать не смогу.
– А ты езжай побыстрее, дурачок. Пока я не принялась за тебя прямо на улице.
– Уже еду.
– А я говорю: побыстрее!
– Но ты, Ксан, всё же убери руку, а то я сейчас или врублюсь в какой-нибудь столб, или, чего доброго, вылечу на встречную полосу.
– Убираю. Но учти: это ненадолго. Так что хватит разговаривать – давай жми на газ!
– Слушаюсь, госпожа-командир!
В конце концов, не ты создаёшь обстоятельства, в которых существуешь, а они лепят из тебя любые подобающие моменту конструкции.
Так подумал Андрей.
А что ему ещё оставалось?
Пролог – 4
На
– Приветик. Как спалось?
– Превосходно. А тебе?
– Спасибо, твоими стараниями. Спала, как насквозь пробитая.
Оба рассмеялись. Потом Андрей спросил:
– Как тебя вчера дома-то встретили? Скандала не было?
– Из-за кладбища, что ли? – хмыкнула она. – Какое там! Мои шнурки к ночи уже песни пели – хором с бабушками-дедушками заводскими. Водки-то было достаточно.
– Ну и слава богу. А то я беспокоился.
– Напрасно. Я же говорила, что всё будет нормально… Между прочим, сегодня я одна. Предки уползли на работу. Хочешь заглянуть?
– А может, ты ко мне?
– Нет. Андрюш, давай – ты ко мне.
– А смысл? В мою-то берлогу уж точно никто внезапно не нагрянет. А у тебя – мало ли какой форс-мажор с папиками может приключиться. Ну что, убедил?
– Не-а, не убедил. Понимаешь, я тут решила разобрать бабулькины вещи. Вдруг какое-нибудь сокровище откопаю, – она коротко хихикнула. – Ну, в самом деле, мало ли… Любопытно ведь. Не хочу, чтобы маман меня опередила. В общем, приезжай.
– Ладно.
…Через полчаса Андрей зашёл в знакомый подъезд. Там, как всегда, к поднимавшемуся из подвала затхлому духу застоявшейся воды примешивался запах человеческих испражнений. «Канализационные трубы в подвале подтекают, – машинально отметил он про себя. – Интересно, их здесь хоть когда-нибудь сантехники проверяют? Неужто никто из жильцов не удосужился пожаловаться на этот вонизм? Нет, не может такого быть. Наверное, коммунальщики свою службу тащить не хотят…»
Андрей поднимался на четвёртый этаж.
Стены вдоль лестничных пролётов изобиловали надписями. Преобладали незатейливые: «Здесь были Паша и Костя», «Влад лох», «Все вы суки!» «Натка, я тебя люблю», «Тоша мудак», «Всем привет от Дрюни», «Михалыч я тибя паймаю и убью», «Все мужики казлы», «Ксюха из 8 квартиры – соска», «HiрHoр», и прочие в подобном роде… Но имелись и труднообъяснимые, дававшие обширную пищу для фантазии – например: «Бомбить завучей!» или «Make love, not war!» (а снизу – буквами помельче: «Хер войне!»). Попадались и краткие стихотворные формы:
Если спирт замёрз в стакане,
Всё равно его не брошу,
Буду грызть его зубами,
Потому что он хороший!
Взгляд Андрея лишь мельком скользил по этим надписям: ему не было нужды читать, он уже помнил их все наизусть.
…Ксана открыла дверь через несколько секунд после звонка, словно дожидалась в прихожей появления Андрея. Впустила его в квартиру, выдала тапочки и повела в комнату Оксаны Васильевны. Он ожидал раскардаша, но там оказалось прибрано, только распахнутые створки платяного шкафа свидетельствовали о сегодняшней ревизии.