Письма на чердак
Шрифт:
В огороде Гном принялся за свёклу, а я – за более вредную морковку. Настоящая сестра-героиня! Мы не баловались, а кропотливо работали, ведь успеть всё нужно было за утро, иначе потом солнце начнёт печь так, что никакая панама не спасёт. Если трудиться усердно, то, когда солнечный золотой волк выйдет из-за крыши, чтобы наброситься на нас с неба, мы уже будем на чердаке, в теньке. Но почему эти сорняки растут так быстро? Я совсем недавно полола морковку и уже каждую знаю «в лицо».
Я украдкой поглядывала на Гнома. Он печально сгорбился, низко наклонив голову. Макушка у него цвета земли и такая же взъерошенная,
Ну, вот и конец грядки! Уф! До свидания, госпожи моркови! До новых встреч! А они, поверьте, уже скоро! Вы не успеете соскучиться – а я вновь склонюсь над вами.
– Всё, на чердак! – резко выпрямилась я.
– Так нечестно! – завопил Гном, зло блеснув тёмными глазами-жуками. – Это я попросился там играть! Подожди меня! Помоги мне!
– Допалывай, а я намою нам морковки, – примирительно сказала я.
Гном тяжело вздохнул и опять сгорбился маленьким старичком, выбирая траву. Жалко его, конечно, но я и так всегда беру грядки сложнее. Пусть трудится, а мне пора взимать плату со своих пажей. Ещё во время прополки я приглядела оранжевые морковные кружочки побольше, торчащие из земли, и коварно пометила их палочками, чтобы сейчас легко найти. Выдернув четыре штучки, я помыла их под струёй воды из летнего крана. Холодная водичка и свежая морковка – то, что нужно в такой жаркий день!
Гном тем временем тоже закончил. Наконец-то можно идти на чердак! Мы побежали домой, тряся зелёными пушистыми хвостами морковин и орошая лица, руки, ноги друг друга дождём мелких брызг.
Брат первый заскочил на веранду, юркнул в летнюю комнату и полез по крутой лестнице на чердак.
Я и сейчас боюсь высоты, а тогда приходила в ужас от любого подъёма. Я была «земной» девочкой – и на чердаке показывалась редко.
Но не уступать же всё интересное Гному! Обречённо взглянув на квадрат темноты, я стала подниматься по ступенькам, крепко, до белых костяшек, цепляясь за перила.
На чердаке было золотисто-сумрачно, пыльно, душно и пахло чем-то старым и забытым. Гном щёлкнул выключателем, и лампочка, которая свешивалась с потолочной балки ровно посередине чердака, тускло засветила, выхватывая из полумрака кружок пола под собой. Солнце робко заглядывало через три отверстия в треугольной стене под скатами крыши, затянутые паутиной толстой белой проволоки – чтобы не лазили кошки. Словно колонны, чернели две трубы печей, а вдоль стен стояли зимние санки, противни для сушки грибов, старый телевизор, коробки с одеждой, из которой мы с Гномом выросли, и другие как бы нужные вещи, обречённые на чердачную вечность.
В конце чердака белела дверь в маленькую комнату. Этим летом мы туда ещё не заходили.
– Вот здесь и живёт Бархата, – прошептала я, продолжая вчерашнюю игру.
Верхняя часть двери была стеклянной, занавешенной изнутри кружевным тюлем. Гном потянул дверь на себя, и мы зашли внутрь.
Здесь на полу, на газете, сушились луковки тюльпанов да в углу стоял перевёрнутый ящик. Вот и всё.
– Мне кажется, здесь невозможно жить, – сказал Гном.
– Приберёмся
– А давай, – согласился брат.
До обеда кипела уборка. Мы собрали луковки тюльпанов и попросили маму найти для них другое место. Потом подмели пол, смахнули паутину со стен и затащили наверх ведро воды для мытья пола (неполное). Открыли окно и проветрили. Мама разрешила взять раскладушку и жёлтое покрывало. А я пожертвовала одну из маленьких вязаных подушек (обычно они раздавались гостям для игр на полу). Перевёрнутый ящик пододвинули к окну и накрыли куском старой скатерти – получился стол. Потом Гном притащил маленькую скамеечку, а я нарвала одуванчиков и поставила их на стол в стеклянной банке.
– Это комната Бархаты, – торжественно объявила я, когда мы закончили и повалились на раскладушку.
– А мы можем играть здесь? – спросил Гном.
– Да. Думаю, Бархата будет не против.
– А как она выглядит? – мечтательно глядя в потолок, поинтересовался Гном.
– А ты как думаешь?
Гном почесал затылок.
– С длинными-длинными волосами и в сером платье. Похожа на большую ночную бабочку.
– Такая она и есть, – подтвердила я.
Я встала с раскладушки, облокотилась на подоконник и выглянула из открытого окна. Прямо ко мне тянула ветви раскидистая черёмуха. Внизу – огород, потом забор, дорога. А дальше – водонапорная башня, рельсы-шпалы, за ними – трава-трава и другая улица. Хороший с чердака открывается вид! Только вот душно…
Крышу нагрело: золотой волк улёгся на шифер, и в чердачной комнатке, даже при открытом окне, нечем стало дышать. Бархате ночами здесь прохладнее, определённо.
– Надо спускаться, – вздохнула я.
– Не хочется, – протянул Гном. – А как Бархата узнает, что это мы прибрались в её комнатке?
– Напишем ей письмо! – решила я.
Моё первое письмо на чердак.
Здравствуй, Бархата.
Мы рады, что ты поселилась на нашем чердаке. Можно мы иногда будем приходить к тебе в гости?
Шушу и Гном
…Печатными буквами вывела я на листке в клетку. Больше ничего не придумала. Гном пририсовал цветок.
– А если мама найдёт письмо? – усомнился Гном.
– Спрячем его под ящик: он же не простой, а почтовый, и Бархата заберёт, – выкрутилась я.
Вечером папа с работы не пришёл. Но мы, в общем-то, не удивились: после ссор бывало такое и раньше.
Я занялась рукоделием: пришила на уголок пледа две чёрные пуговки и красную бусину.
– Это глазки и носик, – пояснила я брату, который наблюдал за мной со своей кровати, отложив руку робота после тщетных попыток вернуть её законному хозяину. – Бархата же сказала, что мой плед – дракон. А красный нос у него – как у оленёнка Рудольфа.
– А почему глаза ты тоже красной ниткой пришила? – спросил Гном.
Просто не люблю я нитку в иголку вставлять: трудное это занятие, а нос пришивала первым, вот она красная и осталась.
– Так надо. По… по фэн-шую.
Хорошо, что есть много спасительных слов, которыми можно прикрыть свою лень, например.