Письма на волю
Шрифт:
Жизнь — наилучший учитель и агитатор — убеждает, что слушать надо Коммунистическую партию, а не пепеэсовцев, людовцев, ББ или белорусских хадеков, что идти надо дорогой большевиков, по пути Октябрьской революции.
Путь Октябрьской революции — это путь неустанной смелой революционной борьбы. Иного пути нет. Нельзя позволить, чтобы разъяренная свора буржуев, свора сытых, пузатых дармоедов вырывала изо рта у нас, у наших детей последний кусок хлеба. На снижение заработной платы, на увольнения мы должны отвечать дружными забастовками и
Нельзя допустить, чтобы мы сами на свои потом и кровавыми мозолями заработанные деньги содержали наших палачей, уплачивая налоги. Мы должны выгонять секвестраторов и полицию из наших деревень, сообща защищать свое добро.
Нельзя допустить, чтобы оккупанты издевались над нами и нашими детьми в школах. Мы должны бороться против национального гнета, против бешеного фашистского террора.
Мы должны бороться против натиска капиталистов дружным единым фронтом всех рабочих под руководством Коммунистической партии, несмотря на то, что принадлежим к разным партиям и профсоюзам. Должны бороться вопреки предательским выкрикам и нашептываниям лидеров ППС, ХД и Бунда. Так боролись текстильщики Лодзи и Белостока, и это принесло им победу.
Будем бороться против фашистской диктатуры сообща, в крепком нерушимом союзе. Рабочие и крестьяне, будем поддерживать друг друга в борьбе и тогда станем могучей силой. Наши революционные лозунги занесем в казармы, чтобы к нашим рядам примкнули и наши братья в солдатских мундирах.
Будем бороться вместе с пролетариатом и крестьянством всей Польши, ибо враг у нас общий — класс буржуазии и помещиков, польское фашистское правительство. Вместе будем гнать оккупантов из Западной Белоруссии.
Будем бороться за пролетарскую революцию в Польше, за Советскую Польшу и Советскую Западную Белоруссию, за рабоче-крестьянское правительство — правительство Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. За землю без выкупа для крестьян. За право на самоопределение Западной Белоруссии вплоть до отделения от Польши. Будем защищать наше социалистическое отечество — Советский Союз — от нападения международных империалистов.
И мы победим! Только дружно держать ряды, только неуклонно идти вперед!
7 ноября, в годовщину Великой Октябрьской революции, все трудящиеся — рабочие, крестьяне и солдаты — выйдем на улицу, на демонстрации приветствовать победу наших братьев, бороться за нашу собственную победу, за Октябрьскую революцию в Западной Белоруссии и во всей Польше.
Да здравствует Великая Октябрьская революция!
Ал. Шипшина [78] . «За чырвоны Кастрычнік на Заходняй Беларусі», 1933, Вильно.
Из брошюры «МЫ МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ РАБОЧИХ И КРЕСТЬЯН»
78
Псевдоним В. Хоружей.
Юзик живет в городе, он — рабочий. Алесь живет в деревне, он — крестьянин. Но им обоим по 18 лет, и оба они не знают, что делать, что с ними будет.
Обоим им хотелось бы лучше совсем не возвращаться домой, чем, придя, садиться за стол, на который мать, вздыхая, ставит миску пустой редкой похлебки или ложит несколько картофелин. Ох, как же хочется есть Юзику и Алесю!
Но разве только поесть надо? Голым же не может ходить ни Юзик, ни Алесь. Надо купить боты, нужна и одежда. Юзику и Алесю по 18 лет, им хочется нарядиться, пофорсить, погулять, а тут через дыры видны локти и коленки, вылезают пальцы из сапог. Стыдно на улицу выйти, не только что на вечеринку или на гулянье. Зло берет на такую жизнь. Почему оно так?
Юзик не закончил школу: его отец — стеклодел — зарабатывал так мало, что учиться не было никакой возможности. Алесь ходил в школу всего три зимы, да и что это было за ученье, если Алесь, как и все другие дети, не понимал, что говорит на чужом языке учитель и чаще получал линейкой по рукам, чем читал или писал диктовку.
Юзик после школы пошел на лесопилку, но работал там всего лишь один год. Уволили. Несколько месяцев болтался без дела. Потом был каменщиком, потом снова долго был безработным и, наконец, втиснулся на фанерную фабрику. Бешеное напряжение в работе. Млеют руки, и болит спина. А машина гонит — быстрей, быстрей. Пар, вонь, духота. И за работу — один злотый в день и не одна оплеуха от мастера. Но фабрика стоит вот уже несколько недель, и ходят слухи, что закроется совсем. Другие говорят, что фабрика не закроется и фабрикант только пугает рабочих, чтобы заставить их работать за более низкую плату. У Юзика мороз по коже пробегает при мысли, что он станет совсем безработным, как Винцук, как Хаим, Антось и Шмулька, с которыми он вместе работал на лесопилке, как Янка, что после школы вовсе не мог найти никакой работы. Куда тогда идти? Что тогда делать?
Алеся после школы отец отдал в панский двор. Алесю приходилось пасти панский скот, всю неделю и в воскресенье делать все, что приказывали. Молча сносил бесконечные пинки и ругательства, но все же не угодил панам. Прогнали, не уплатив даже за последний месяц. Потом Алесь грузил на станции дрова, нанимался к осадникам, кулакам, но вот уже года два нигде никакой работы найти нельзя. И Алесь без надобности толчется в хозяйстве отца. Земли три десятины. Лошадь давно забрали за налоги. Алесь в хозяйстве совершенно не нужен, лишний. Но что ему делать? Куда деться?
Горько, обидно и больно и Юзику и Алесю. Горько, обидно и больно тысячам подобных Юзиков в городах и тысячам таких Алесей в селах. Тысячи голодных Юзиков и Алесей, Хаимов, Винцуков, Шмулек, Марилек и Стасиков — молодых рабочих, крестьян, батраков бродят по улицам городов, по дорогам, от местечка до деревни, от деревни до поместья, от поместья до станции или лесопилки в безнадежных поисках работы, заработка.
Тысячи Казиков, Янкелей, Хай, Павликов и Юрок за злотый, за 50 грошей, или просто за тарелку супа в день гнут спины на удушливых фабриках и в зловонных мастерских, не получая никакой специальности, бегают посыльными, нянчат детей, пекутся на солнце и мерзнут на холоде, досматривая панское или кулацкое стадо, калечатся и надрываются на лесопилках и стеклозаводах. Они спят в грязных, темных, холодных конурах, в сараях и дрожат, что завтра могут очутиться на улице.