Письма, несущие смерть

Литтл Бентли

— Сразу много нельзя. Сначала попробуйте водичку удержать.

— Вы знаете, кто вы? — спросил врач, направляя лучик фонарика сначала в один мой глаз, затем в другой.

— Конечно.

Как выяснилось, они не знали. Меня нашли без документов. Я валялся без сознания на скамейке на автобусной остановке, и меня отвезли прямо в эту больницу. Если у меня и был бумажник, то его украли. Пока полицейские собирались снять отпечатки пальцев и попытаться меня идентифицировать, я изволил очнуться.

— Сколько я был без сознания? — спросил я, сообщив свое имя, адрес и необходимую личную информацию.

— Здесь

вы провели два дня. Примерно столько, по нашей оценке, вы находились в коме. Может, на день-два дольше. Самое большее.

— Какое сегодня число? — спросил я.

— Двадцать третье февраля.

— А год?

Доктор нахмурился, но все же сказал.

Я отсутствовал полтора года. Меня не удивили бы и день, и десять лет. Но нет, время должно было совпадать. Мы смотрели их телевидение, слушали их радио, читали их ежедневные газеты.

Их?

Наши.

Я вернулся.

Но действительно ли я отсутствовал?

Я не знал.

В окружении врачей, медсестер и других пациентов, в неопровержимой реальности повседневного существования случившееся со мной казалось почти сном, та жизнь — еще более сюрреалистичной. А обладал ли я эпистолярным талантом? Или вообще кто-нибудь? Или все это иллюзии, созданные моим больным мозгом? Может, все мои приключения, все мои воспоминания фальшивые? Иллюзорные? Например, я вполне мог быть строительным рабочим из Нью-Джерси по имени Джон Джонсон, пережившим нервный срыв и вообразившим себя талантливым Писателем Писем из Калифорнии Джейсоном Хэнфордом.

Мне несколько раз делали анализы крови и компьютерную томографию. Меня оставили на капельницах, но позволили понемногу питаться обычным способом.

Я не мог вспомнить, как убил себя. Провал в сознании? Или я себя не убивал? Или шок от гибели собственного тела заставил меня забыть последние секунды моей жизни? Я был жив в этом мире, а как насчет того, другого? Там я мертв?

В тот первый день я разрешил себе думать только о своем здоровье и анализах и тех первых крохотных шагах, которые должны были вернуть меня к нормальной жизни. Однако после бесконечной, беспокойной ночи суровая реальность вторглась в мой мир. Начались разговоры о моей выписке, и хорошо одетая девушка пришла расспросить меня о моей страховке. Я помнил, что моя компания медицинского страхования — «Синий крест», но деталей своего страхового плана не знал. Девушка пообещала все выяснить по номеру социального страхования, однако, вернувшись через некоторое время, сообщила, что, по-видимому, страховки у меня больше нет. Мне пришлось заполнить множество форм и заявлений на федеральную помощь и помощь штата.

Есть ли у меня родственники? — спросила девушка. Может ли кто-нибудь взять на себя ответственность за оплату моего пребывания в больнице? Я дал координаты Викки и родителей Викки, их адрес и номер телефона, но телефон был отключен, и поиски не дали никаких результатов. Я дал свой адрес и номер телефона на тот случай, если Викки живет там, но и здесь все попытки связаться с ней оказались безуспешными.

Я попытался позвонить своим адвокатам, но, похоже, и они исчезли. Название юридической фирмы, которая вела дела Викки, я вспомнить не смог.

Я позвонил в семейный суд округа Северный Ориндж.

Я помнил номер своего дела о разводе, и после нескольких переключений меня соединили с нужным человеком. Я только хотел узнать адрес и телефон, но мне сказали, что, поскольку я не появился в суде в назначенный день и час и даже мои адвокаты не смогли меня найти, процесс я проиграл. Викки присудили полную опеку, а меня полностью лишили прав на встречи с Эриком. Теперь я смогу контактировать с Викки и Эриком только через своих адвокатов.

Я не знал, что именно написали обо мне Писатели Писем, но на нелестные характеристики они не поскупились. Меня представили отвратительным отцом, и исчез я будто бы для того, чтобы избежать всякой ответственности за семью. Мне показалось странным то, что Писатели Писем не убили меня, а просто очернили. Интересно, почему. Может быть, простые люди вроде меня, не знаменитости не заслуживают смерти. Или, может быть, у них другие планы относительно меня.

Или, может быть…

Может быть, никто никаких писем не писал. Может, просто это участь всех отцов, не являющихся на суд и пренебрегающих своими правами.

Я попросил у служащей суда адрес Викки, но она заявила, что это закрытая информация. Правда, она сообщила название фирмы, представляющей Викки, и номер телефона. Я позвонил им, но оказалось, что и они без согласия Викки не могут делиться конфиденциальной информацией.

Спросите ее, предложил я.

Они пообещали передать мне ее ответ.

Побыстрее, попросил я.

В книгах, кинофильмах и телесериалах добренькие врачи и дружелюбный больничный персонал подержали бы меня под наблюдением, пока не выяснили, что же со мной происходит, в чем причина комы, подлечили бы меня, чтобы подобное не повторилось. Однако в реальной жизни больницы похожи на сборочные конвейеры, и чем быстрее они выкинут меня из кровати на улицу, тем быстрее освободится место для другого пациента. Еще денек меня подержали — наверное, все-таки хотели посмотреть, не будет ли рецидива, хотя прямо мне этого не сказали, — затем дали талончик на завтра на посещение невропатолога и отпустили.

Поскольку у меня не было ни машины, ни денег, я отправился домой пешком. Анахайм не так уж далеко от Бри, решил я. Однако за час я прошел лишь половину пути и оказался в Фуллертоне. День был не по сезону жарким и влажным. Я весь взмок и решил проголосовать на дороге. Я прежде никогда ничего подобного не делал. Здравый смысл предупреждал об опасности подобной затеи, но я решил, что сумею разобраться в людях, которые остановятся и решатся меня подвезти.

Никто не остановился.

Я добрел до «Таргета»; хотел зайти и попить из фонтанчика, но увидел мужчину, одетого во все белое, собиравшего деньги на благотворительность.

И у меня созрел план.

Я вошел в магазин, напился, а затем встал у противоположной двери подальше от сборщика пожертвований. «Не могли бы вы дать мне немного мелочи?» — спрашивал я каждого проходящего мимо. Это было ужасно унизительно, и я страшно стеснялся, но через двадцать минут уже был обладателем двадцати долларов, чего мне хватило бы и на автобусный билет, и на сегодняшний ужин. И на бутылочку вишневого «Снэппла», которую я сразу же купил. Затем я дошел до автобусной остановки, изучил маршруты и стал ждать.