ПИСЬМА НИКОДИМА. Евангелие глазами фарисея
Шрифт:
Вечером следующего дня, когда Учитель прибыл в город на Праздники, к Его Матери прибежала какая–то женщина. Голова ее была покрыта платком, а на плечи накинут скромный плащ. Но ее движения отличались от движений других женщин. Из–под складок платка выбился золотистый локон, изящная белая ножка с красиво очерченными пальцами высунулась из–под платья. Я с любопытством взглянул в лицо незнакомке и онемел. Это была она, Мария; блудница, куртизанка! Но как она изменилась! На ее прекрасном лице не было и следа румян, на точеных пальцах ни одного кольца, ноги босые, а не в дорогих сандалиях. Перед Мириам она упала на колени и обняла Ее ноги тем движением, каким обыкновенно молодые жены кланяются матери своего мужа. Казалось, они были давно знакомы, так как они разговаривали порывистым шепотом, как люди, которым надо
Я спросил об этом у Иуды. В ответ он засмеялся — словно заскрипело колесо под перегруженной повозкой. Это было то, чего Иуда не выносил, как бык красной тряпки. У него тут же загорелись глаза, и он заскрежетал зубами.
— Ты спрашиваешь, равви, об этой девушке из Магдалы, о сестре Лазаря? — Иуда испустил недобрый гортанный звук. — Ну конечно! Нет такой блудницы, торгующей телом, которой бы Он не простил. Он, видно, считает, что мы одни виноваты, — он зло засмеялся, — что мы их обольщаем, а потом бросаем. А они не бывают виноваты никогда. Ты ведь знаешь, кем она была. Даже в наше грешное время такое распутство вызывает возмущение. Кого только она не принимала, кому только не отдавалась! Ясное дело, она выбирала только самых богатых. А тут вдруг недавно в толпе, которая пришла просить Учителя об исцелении, смотрю и не верю своим глазам: она! «Наконец–то, — сразу подумал я, — и тебя постигло наказание. Болезнь тебя прихватила, и ты хочешь, чтобы Учитель тебя вылечил, чтобы ты могла снова искушать мужчин. Как бы не так!» Я был уверен, что Учитель раскусит ее сразу. Я пристроился сбоку и ждал, что будет. Она с воплем бросилась Ему в ноги: «Спаси меня! Спаси! забери мои глаза, волосы, зубы — все, что они хотят от меня… Только освободи меня. Тогда я буду только для Тебя». Мерзкая! Знаешь, что Он ей ответил: «Все это Я возьму, и тебя тоже… А вы — идите прочь!» Злые духи вышли из нее со свистом, как выходит воздух из проколотого пузыря. Она тут же упала без чувств. Прошло несколько дней. Мы были в Наине. Учитель был в гостях у одного фарисея. Он как раз возлежал за столом, когда вдруг в дом ворвалась эта Мария. Она подбежала и бросилась Ему в ноги, плакала и обливала их слезами, а потом вытирала своими рыжими космами. А Он вместо того, чтобы оттолкнуть ее, еще и похвалил. Все возмутились, а Он сказал, что она любит больше других, потому что ей больше любви отпущено. Потом Он улыбнулся ей и произнес: «Прощаются тебе все грехи твои». Люди оскорбились. Как можно такой простить! Так легко и сразу! Блуднице? А скольких она обобрала! Доводила до нищеты, а потом бросала… Таких надо забивать камнями. Мир никогда не станет лучше, если женщине будет позволено уходить к тому, у кого больше денег.
— Так что она теперь делает? — спросил я.
— Что делает? Теперь она Его наипреданнейшая слуга. Сдувает перед Ним пылинки. Готова выцарапать глаза каждому, кто только попытается Его обидеть. Теперь она стала страшно добродетельна. Невелика заслуга! Она испробовала все, теперь она может себе позволить немного побыть добродетельной. Ты ведь тоже, равви, наверное, иногда любишь съесть кусочек черствого хлеба? А тот, кто всегда ел только черствый хлеб, или даже этого не имел…
Вот и все, что я узнал от Иуды. Итак, Мария из блудницы превратилась в почитательницу Учителя? Просто удивительно! И Он позволяет ей находиться рядом с простыми, однако же добродетельными женщинами, которые сопровождают Его в странствиях? Какая безрассудная доброта! Он навлечет на Себя подозрения, а эта женщина все равно так никогда и не поймет, в каких страшных грехах она погрязла. Злость Иуды порой меня смешит. Но на этот раз он прав: нет греха омерзительнее, чем грех Раав… Это темное пятно на царской родословной. Но раз Он происходит из этого рода…
Видно, с ее помощью Он попал в дом Лазаря и Марфы. Он теперь никогда не
Хоть со времени Праздников Учитель довольно редко появляется в городе, Он сумел–таки спровоцировать новое столкновение с Великим Советом. Как–то по дороге в Храм Он проходил мимо сидящего на солнцепеке нищего. Этого молодого парня хорошо знают в городе. Его родители купили для него право просить милостыню у ворот Храма. Он слеп от рождения. Больно смотреть, как он сидит устремив прямо на солнце свои мертвые зрачки. Проходя мимо него, Филипп спросил:
— Скажи, Равви, Ты все знаешь, сам он согрешил или родители его согрешили, что покарал его Всевышний слепотой?
Филипп–то, может, и глупец, однако Учитель даже остановился, чтобы подкрепить весомость Своих слов:
— Ни он, ни его родители, — произнес Он. — Его поразила слепота, чтобы через это могли проявиться дела Всевышнего… — Учитель замолчал, но не тронулся с места. С нищего Он перевел взгляд на стены Храма, по которым скользил мягкий свет зимнего солнца. — Уже недолго быть этому свету, — сказал Он. — Приближается ночь.
Я не понял, о чем Он говорит, потому что было раннее утро.
— А когда придет ночь, ничто уже не рассеет тьмы. Однако пока Я здесь — Я должен быть солнцем… — Учитель наклонился, плюнул на землю, и погрузив пальцы в слюну, смешал ее с пылью; потом встал и подошел к нищему. На пальце у Него был комочек грязи, которую Он и приложил к невидящим глазам парня. «Иди в Силоам и умойся», — произнес Он.
Теперь Его чудеса не такие, как раньше. Слепой прозрел только после того, как пошел и умылся. Стоило людям убедиться в том, что тот видит, как поднялась огромная суматоха. Этого парня знал весь город, и он сам направо и налево рассказывал, Кто его исцелил. Нищего окружила толпа, люди по сотому разу слушали его рассказ. Потом появился стражник и вызвал парня в зал Совета.
Поздно вечером я зашел в Великий Совет. Уже из коридора слышались крики. Равви Иоханан бар Заккаи о чем–то допрашивал двух перепуганных стариков. Рядом стоял исцеленный юноша. Я остановился и стал прислушиваться.
— Так это ваш сын? — спросил великий доктор. — Помните, что вы должны говорить только правду.
— Да, это наш сын, — сказала женщина. — Мужчина только кивнул головой, покрытой редкими седыми волосами.
— И вы говорите, что он родился слепым?
— Все так, как ты говоришь, досточтимый равви…
— Значит, он не видел от рождения?… А как же случилось так, что он теперь видит?
Женщина взглянула на мужчину, мужчина на женщину. Они посовещались глазами. Мать уже собиралась что–то сказать, но муж быстро прикрыл ей рот своей маленькой сморщенной ладонью, потом, заикаясь, проговорил.
— Не знаем, досточтимый равви, сами не знаем. Откуда нам знать? Я леплю горшки, гончар я. А жена целыми днями печет. У нас нет времени слушать то, что болтают вокруг… Откуда нам знать, как так вышло, что он теперь видит? Мы люди простые, неученые… Конечно, это наш сын. Жена родила мне его в законном браке.
— Да, это наш сын, — повторила старуха. — Он и вправду родился слепым.
— Я верно говорю тебе, почтеннейший, — голубем ворковал отец исцеленного.
— Но как же так случилось, что он теперь видит? — сурово спросил Иоханан.
Женщина снова хотела что–то сказать, и снова муж не дал ей открыть рта.
— Не знаем, досточтимый равви, не знаем, — все повторял он, кланяясь при каждом слове. — Откуда нам знать? Мы люди неученые. Вот он уже взрослый, — старик указал на сына, — пусть он тебе сам и расскажет, почтеннейший равви…
Нетерпеливым жестом Иоханан призвал к себе юношу.
— Так ты говоришь, что тебя исцелили? — спросил он.
Молодой нищий кивнул головой.
— Вполне возможно… Всевышний всемогущ. Принеси жертву Предвечной Шехине за милость, которую Он оказал такому человеку, как ты. Это Он тебя исцелил, а не Этот грешник.