ПИСЬМА НИКОДИМА. Евангелие глазами фарисея

Добрачинский Ян

— Но я видел Его на самом деле! — закричал я. — Он прошел со мной вместе по дороге много стадий. Он говорил, учил… Послушайте: Он толковал те места Писания, где сказано, что Он именно так должен был страдать ради нашего спасения…

— Равви, — сказал Иаков, брат Учителя, подходя ко мне, — у тебя тоже от горя помутилось зрение… Перестаньте так шуметь! — повернулся он к собравшимся, которые все еще продолжали спорить. — Вы хотите, чтобы на ваши крики сбежался весь Офел? Чтобы сюда прислали стражу из Храма? Вы же знаете, что нас подозревают в похищении тела… Послушай, равви, — снова

сказал мне Иаков, — это ужасное преступление, понятно, как ты это переживаешь… Поверь, мы очень сочувствуем тебе… Но не поддавайся обману, как Мириам, Симон и Мария. Им кажется, что они видели Учителя. Но это только самообман. Он умер, а Его тело украли священники… А теперь они обвиняют нас, говорят, что это сделали мы. Если мы будем направо и налево кричать, что Он воскрес, они схватят нас и убьют. Все, кому показалось, что они видели Его, поддались самообману. Это мог быть Его дух… Есть люди, которые видят духи умерших. Может быть, кто–то из вас видел Его дух.

— Это был не дух! — возопила Мария, тряхнув своей огненно–рыжей головой. — Это был не дух! Я могла до Него дотронуться! если бы Он только позволил…

— Это был не дух, — повторил за ней Симон, но в его голосе не чувствовалось той непоколебимой уверенности, которая била из слов Марии. Вообще Симон как–то сжался и выглядел потерянным и покорным. Он никого не пытался перекричать своим басом, никому не навязывал своего мнения. — Я тоже до Него не дотронулся, — словно оправдываясь, произнес он. — Но зато я слышал, как Он говорил. Господь сказал так… — он еще больше понизил голос, стараясь изобразить, как именно говорил Учитель, — вот так: «Петр…» Разве может дух говорить так, как Он… — обратился Симон ко мне.

— Это не был дух… — отозвался я. — Он сидел за таким же точно столом, разламывал хлеб и давал нам… Нет и нет! Я–то уж последним склонен верить во всякие небылицы. Но я тоже почти мог до Него дотронуться…

— Но ни один из вас тем не менее этого не сделал! — изрек Иаков.

— Тебе показалось, Симон, — вставил Андрей, — ты видел духа…

— Это был не дух! — снова вскричала Мария.

— Взглянуть бы на Него еще раз, пусть хоть и в виде духа, — вдруг выдохнул Иоанн. — Нам было бы не так тяжело…

— Нет, Иоанн, — неожиданно раздался голос Мириам. Ее манера говорить напоминает Ее Сына: Она скажет тихо, но слова Ее всегда весомы и западают в душу, как зерно в землю. Она редко говорит, очень редко. Удивительно, что Она отозвалась именно сейчас, среди такого гвалта. — Нет, Иоанн, — повторила она, — Он не обратился в бесплотное видение. Его дух никогда не умирал. Он просто ушел от нас на мгновение и снова вернулся. Он воскрес во плоти, чтобы наши человеческие глаза могли видеть, а наши человеческие губы — говорить…

— Но если бы так… — снова начал Иаков.

— Вы слышали, что сказала Мириам? — воскликнул Симон. — Я должен говорить об этом, должен! — он ударил себя огромным кулаком в грудь. — Я должен кричать!

— Об этом нельзя молчать! — вторил я.

И тогда Он встал между нами. Двери не отворялись, треск огня не стихал, мы продолжали дышать. Мы оставались в нашем мире, и Он был тут же, Такой, как прежде: высокий, с приветственно

раскинутыми руками, с призывной улыбкой.

— Шалом алейхем… — Он сказал.

Никто не отозвался, никто не тронулся с места. Мы вросли в землю, как жена Лота, обратившая лицо к пожару, пожирающему грешные города. Стояла гробовая тишина, сквозь которую едва доносился лай собак и шум ветра, раскачивающего кипарисы.

— Почему вы боитесь? — спросил Он. — Почему вы ищите более трудный ответ, чем тот, который приходит сам? Это Я. Посмотрите: у Меня есть руки и ноги. Прикоснитесь ко Мне. Я вовсе не дух, лишенный костей и плоти. Прикоснитесь ко Мне. Вы все еще не верите Мне, дети? Вы все еще боитесь? У вас, верно, есть какая–нибудь еда? Смотрите: вот я ем вашу рыбу и ваш мед. Вы и теперь не верите, что Я, живой, стою среди вас?

— О, Равви! — крикнул Иоанн и, упав на колени, прижался губами к краю Его плаща.

— Раввуни! — вскричала Мария. Она на коленях приближалась к Нему, протянув руки, и лицо ее сияло от счастья.

— Учитель! — рыдал Петр.

— Господи! — воззвал Иаков. — Прости мне, что я мог не верить…

— Иисус! — проговорила Мириам. — Сын Мой…

— Равви! Учитель! Господи! — все разом теснились к Нему, целовали Его руки и одежду и плакали от восторга и счастья. Он тоже прижимал их к себе, как будто тоже радуясь, что вернулся и снова находится среди них.

Я подошел к Нему последним.

— Равви, — сказал я, — долгую дорогу прошли мы вместе, и я только в конце узнал Тебя… Но Ты сразу исчез. Ты был прав, поступив так. Я не заслужил от Тебя такой милости. Я не сумел разглядеть, Кто Ты, и не сумел бросить все, чтобы идти за Тобой. Если ты оттолкнешь меня от Себя, это будет заслуженным наказанием… Ведь я… Я…

— Друг, — мягко прервал Он меня. — Мой друг, которому Я отдал Свой крест, приветствую тебя. Иди сюда, ближе, дай Я обниму тебя.

Юстус, что я могу об этом написать? У греков есть история о сыновьях богини–земли, которых никто не мог победить, так как они припадали к матери–земле и вновь обретали силу и здоровье, для того чтобы вернуться к борьбе. Эта легенда — словно туманное напоминание о Нем. Ибо не успел я дотронуться до этой горячей, почти обжигающей груди, как все, что было во мне слабостью, тотчас обратилось в силу. Он исцелил меня! О, Адонаи! Он воскресил меня…

Мы сели кружком на землю, а Он стоял между нами, как прежде, и снова говорил о том, почему было нужно, чтобы Он умер именно так, дабы исполнилось Священное Писание и на всех могла снизойти благодать отпущения грехов…

— А вы будете свидетельствовать обо Мне, — закончил Он, — разойдетесь во все стороны по всему свету и всем расскажете об обещании Отца…

На рассвете Он ушел, как и появился, не открывая дверей. Он, который подчинился законам этого мира ради того, чтобы победить его.

Когда утром я собрался уходить, ко мне подошел Иоанн и отозвал меня в сторону.

— Равви, — сказал он, — не возвращайся домой, чтобы с тобой не случилось того же, что с Иосифом…

— С Иосифом? — крикнул я. У меня вдруг скрутило сердце. — Что с ним случилось? Говори… — торопил я. — Я ничего не знаю.