Письма о буддийской этике
Шрифт:
В главах XXII и XXIII идет речь о том, как освободить мышцы от напряжения, и насколько это полезно. Я здесь не пишу, ибо слишком много «воды». Приедешь в Ленинград в сентябре и прочитаешь сама.
Спасибо за письмо! Ты пишешь о йоговской любви, но ведь это, по сути дела, не любовь, а совместная жизнь йога и йогини для упражнения по хатха-йоге, где семя обоих наполняется праной, посредством которой вершина земной любви — страсть — переходит в мысль бодхисаттвы, или, как йоги называют, в великое блаженство. Это, видимо, отличается от наслаждения во
Во всех упражнениях хатха-йоги, в разделе «Половая жизнь йога и йогини» говорится о том, как в обычном половом акте йог и йогиня должны (путем длительного упражнения) научиться управлять страстью и подчинять ее воле, потом научиться семя, бинду на санскрите, направлять туда, куда им нужно. Это самое важное и сокровенное содержание хатха-йоги.
К сожалению, в русской книге об этом ни слова нет. При этом йог и йогиня обязаны обниматься и целоваться, ибо пока они не дойдут до настоящего способа управления своей страстью, они обычным способом должны возбудить то, что нужно. Этот раздел я читал на тибетском языке и при встрече тебе поясню; упражнение сложное и странное, где участвуют сосредоточение и ритмическое дыхание с обеих сторон: как со стороны йога, так и со стороны йогини. Одним словом, обычная земная любовь посредством упражнения переходит в любовь божественную.
Помнишь, Ната, ты говорила насчет меня, что я ненахален, а это, может быть, результат тренировки, т. е. подчинения страсти воле. Не так ли?
Ната! Не бойся выйти замуж за меня, если ничего не получится, т. е. не будет земной любви и не сможешь добиться «любви» йога, то ты можешь оставить меня в любое время. В конце концов я понимаю, что ты не можешь ради моего счастья жертвовать собственным земным счастьем. К «сожалению», моя земная любовь к тебе слишком большая и берет перевес над чувством йога и силой воли. Это все поправимо, если жить вместе и упражняться.
Не смущайся, моя хорошая.
Целую тысячи раз.
Твой Биди.
P.S. Пока я воздерживаюсь тебе сказать, какими именно упражнениями тебе необходимо заниматься. Увидимся и поговорим. Пока займись тем, что тебе больше нравится. Вообще нужны они все.
Ната! Когда раскроешь письмо, найдешь сахарный песок, ты съешь его, не смущайся, так надо. Он имеет некоторое значение, о Котором я потом расскажу. Ты же мистик и знаешь некоторые странности мистики йогов.
P.P.S. 10 августа я буду выезжать отсюда в Москву, самое большее, буду здесь до 15 августа.
На песок положил вату, иначе конверт трещит и шумит.
77.
6 сентября 1957 г.
Москва
Дорогая Наташа!
Наконец после долгих мытарств я приехал в Москву. Тебе не писал давно, это тебе известно. После твоих последних писем я принял решение не писать, ибо все, на что я надеялся, оказалось мыльным пузырем. Такова моя карма. Мне ясно одно, что ты никогда меня не полюбишь и никогда не станешь моей.
Помнишь, зимой ты И. П. (Ирине Павловне — ред.) говорила: «Жаль, что нельзя иметь сразу двух мужей». Но это было сказано для того, чтобы я еще больше страдал. Когда я из твоих последних писем понял всю безнадежность моего положения, я пожалел самого себя, решил не писать тебе, думая, что,
Единственно хочется, чтобы когда-нибудь ты поняла, что своим уходом смертельно ранила одного человека, который не делал никому зла.
Если найдешь нужным, то пиши по адресу: Москва, ул. Осипенко, д. 69, кв. 18, Фомину Василию Михайловичу для Дандарона Биди.
Привет твоей маме и В. Э. На днях напишу В. Э.
Пока. Целую много-много раз.
Твой Биди.
78.
20 сентября 1957 г.
Москва
Дорогая, милая Наташа!
Спасибо за письмо; еще большее спасибо за то, что ты приезжала в Ленинград, чтобы увидеться со мной. Если это действительно так (не верить тебе не имею основания), то могу думать, что ты любишь меня. Я даже боюсь думать так, как бы не сглазить. Если бы это было действительно так, т. е. если бы я знал, что ты меня любишь, не оставишь меня, то я находился бы на вершине земного счастья. Все невзгоды, неустроенность, отсутствие перспективы казались бы мелочью.
Но не знаю, как прикажет мне моя карма. Конечно, я — человек, прежде всего мне хочется жить, как живут люди на свете. Всякому живому человеку свойственно иметь определенный план в жизни, перспективу во времени. Но, увы, я не имею никакого жизненного плана, никакой надежды на будущее. Поэтому уже давно не пишу друзьям, что я могу написать В. Э.: одни мои вопли о неустроенности и т. п. Может, когда-нибудь я напишу В. Э. радостное письмо.
Когда я приехал в Москву, то встретил одного крупного ученого, тибетолога с европейским именем, некоего Рериха. Он эмигрант, последние годы жил в Индии и Тибете. По договору с нашим правительством он приехал в Москву. Дали ему персональный оклад четыре тысячи рублей и квартиру. Меня с ним познакомил профессор Черемисов — тибетолог. Он (Рерих), оказывается, составляет тибетско-русский словарь и очень любезно пригласил меня участвовать в его составлении.
Кроме того, он говорит, что в Москве при Институте китаеведения организуется группа по изучению Тибета. Руководителем (как он говорит, президентом) будет он, Рерих. Говорит, что будет ставить вопрос обо мне.
По внешности он похож на джентльмена, насколько он джентльмен в деле, это мы увидим. Пока все это похоже на дым. Словом, еще вилами по воде писано. Если действительно они хотят организовать группу по изучению Тибета, то я, возможно, понадоблюсь, ибо специалистов по Союзу насчитывается два или три человека (вместе с Рерихом). Но я поставил вопрос так: если не дадут комнату в Москве, работать не соглашусь.
Когда я ехал сюда, в Улан-Удэ зашел в филиал Академии Наук, куда дали две штатные единицы для тибетологии, но до сих пор ни одного специалиста не нашли. Ведь Бурят-Монголия — центр буддизма в СССР, поэтому там большая библиотека, состоящая из материалов, изъятых из монастырей в эпоху их ликвидации (1934—. 1936 гг.) Конечно, там требуются научные работники. Директор восточного сектора филиала АН Ц. Б. Цыдендамбаев предложил мне одно место и с комнатой. Но мне все равно нужно было ехать в Москву. Не знаю, если здесь ничего не получится, то придется возвращаться в Улан-Удэ. Это большой индустриальный город, но все же там я не смогу найти те книги и материалы, которые я нахожу в Москве.