Письма полковнику
Шрифт:
— В крайнем корпусе формируются группы для восхождения. Мы или примыкаем к уже сложившейся, или берем инструктора и отправляемся сами, но в любом случае не позже чем через полчаса.
— Зачем инструктор? — отрывисто спросила Эва.
— Затем, что это серьезные горы, а никто из нас раньше… Или цивилов обучают альпинизму? — В его баритоне прорезались издевательские нотки, и она немного успокоилась.
— Спросил бы я, чему у вас на телевидении учат, — Красс криво хмыкнул. — Ты лучше скажи, как мы от него потом избавимся?
—
Эва вздрогнула.
Брадай похлопал себя по карману и потер друг о друга кончики пальцев. Деньги. Ну, допустим, деньги решают многое, а он и вправду прилично получал до недавнего времени за съемочный день. Да, но здешний персонал постоянно имеет дело с очень состоятельными людьми. Захочет ли человек, который тут работает, рисковать местом ради… стоп. Думать еще и о судьбе какого–то инструктора — это для нее уже слишком.
Не надо притворяться. Она прекрасно знает, на что идет. И с кем.
…Сквозь огромное, во всю дальнюю стену, окно было видно, что сразу за корпусом действительно начинаются горы. Пологий подъем, поросший кое–где ползучей травой, усеянный мелкими камешками и утыканный камнями покрупнее; чуть в отдалении начинались скалы, за которыми скрывались извилистые и неприметные, как змеи, горные тропы. И совсем близко, будто в паре сотен метров, ослепительно искрился снег. Хотелось бы знать, сколько нужно идти на самом деле, чтобы добраться хотя бы туда, до снега.
Холл был просторный, ощутимо отделанный тезеллитом, и пустынный — только у окна с видом на гору расположилась небольшая группка туристов. Эве показалось, те самые, которых она видела по пути от посадочного пункта к магазину: такие же рюкзаки… хотя рюкзаки тут, допустим, у всех одинаковые. Но не покидало ощущение, что на всей базе не больше десятка человек, не считая персонала. И разработчиков; если тут все–таки есть разработчики.
— Ждите, — бросил Федор, скинул в угол рюкзак и взбежал вверх по лестнице; Эва и не заметила ее сразу.
Опустилась на кожаный пуфик у стены. Красс присел рядом на корточки и попытался взять Эву за руку. Собственно, взял на какое–то мгновение — она не успела отдернуть, только выдернуть. До чего мерзко: проигрывая на одном фронте, тут же пытается взять реванш на другом. Отвратительно, гадко, но все–таки она в одной связке и с этим претендентом, и со вторым, и намерена идти так до конца. Причем скоро эта метафора воплотится в реальность. Эва нервно усмехнулась.
— Ева, — негромко позвал Красс.
— Что?
— Как ты думаешь, откуда он может знать место? Если не знаешь даже ты… откуда?!
— Чего ты от меня хочешь? Твое цивильное управление уж точно осведомлено лучше.
— Ева!
Он снова протянул к ней руку, но не донес, застопорил на полдороги. Потом запустил пальцы в полуседую шевелюру и проговорил обиженно, как ребенок:
— Не надо так со мной.
Она пожала плечами.
Спустился Федор. Однако не подошел к ним сразу, а сначала направился
Он подошел, мрачный и, пожалуй, немного растерянный:
— Значит, так. Инструктор говорит, барометр низко, в горы идти сейчас нельзя. Как это надолго, неизвестно.
— Странно, — Эва поднялась. — Погода вроде бы хорошая.
— Я тоже не понимаю. Возможно, им уже сообщили про нас, и они просто тянут время… хотя вон тем ребятам сказали то же самое полчаса назад.
— Н–да, этих могли бы спокойно повести, мы б даже не заметили, — пробормотал Красс. — Похоже, правда.
— И что будем делать?
Она не думала специально их провоцировать, ставить друг против друга: ну, кто из вас найдет выход, кто первым предложит рискнуть, наплевать на всех на свете инструкторов и барометры, да неужели уместна мелкая осторожность в игре, которую всё равно выиграет кто–то один?! Просто сказала. Ни к кому не обращаясь, в гулкое пространство холла.
— Я предлагаю пообедать, — буднично откликнулся Красс. — Может, он и поднимется пока, их чертов барометр.
Брадай косо глянул на него, молча признавая свое маленькое поражение. Ничего, он еще отыграется, подумала Эва, осматриваясь в поисках вывески ресторана. Ага, вон там, под лестницей.
…Они как раз усаживались за столик. Вернее, Федор уже раскрыл меню, когда в дверях показалась продавщица из давешнего магазина. Что–нибудь забыли? — удивилась Эва. Девушка подошла ближе — запыхавшаяся, раскрасневшаяся. Кажется, смущенная.
— Извините, — пролепетала, переводя дыхание. — Как хорошо, что вы еще здесь… Я сразу не решилась, а потом… Пожалуйста, дайте автограф!
И, внезапно испугавшись возможной ошибки, уточнила:
— Вы же правда Федор Брадай?!
* * *
Здравствуй, папа.
Оказывается, это единственное, что я еще могу. Писать тебе. Зная: ты — в соседней комнате. Письмо, которое ты никогда не прочитаешь, теперь я уверена в этом больше, чем когда бы то ни было. Нельзя, чтобы ты сейчас прочел такое вот письмо. Но я не могу, не могу поделать ничего другого. Не могу держать в себе. Но и поговорить с тобой — не могу и не знаю, смогу ли когда–нибудь.
А кроме тебя, мне тут не с кем говорить. Ты, наверное, не сумеешь себе представить, что это такое — чужой мир. Мир, где живут миллиарды людей, — и никто из них, ни один…
Нет. Я сама себя обманываю, а возможно, это просто спасительный маневр подсознания, которое стремится отсечь, спрятать, забыть… Исходник тут не при чем. У меня нигде никого нет, кроме тебя. И я не знаю, есть ли у меня ты. Но всё же пишу, потому что это единственное…
Хожу по кругу. Страшно. Если я не разорву его сейчас, могу остаться в нем навсегда.