Письма с того света

Рафаэль Тигрис

Вскоре в комнату въехала коляска с худенькой иссохшей старушкой. Умудрившаяся дожить до 70 годов двадцатого столетия, Кшесинская повидала и общалась вживую с великим Чайковским, легендарным Петипа, отцом наследника престола императором Александром Третьим, побывала в постели последнего русского царя, его брата и дяди, пережила две самые кровавые войны человечества и теперь в качестве живой истории предстала перед теми кто ещё не успел прожить и трети её пройденного жизненного пути.

Несмотря на солидный возраст

она выглядела живо. Множество морщин на лице, обвислая кожа на шее и старческие кисти рук не могли испортить того впечатления какие производили маленькие проницательные глазки и аккуратно уложенные волосы, сплетённые на затылке в узкую длинную косичку.

Престарелый возраст женщины скрывала также умело применённая косметика, вовсе не уродующая её лицо. А вот улыбаться Кшесинская не любила. Причиной тому был кривой ещё с молодых лет прикус её зубов. Стоматология тех и последующих лет не смогла справиться с этой задачей, и потому на всех фотографиях прима балета запечатлена с закрытым ртом, без ослепительной голливудской улыбки.

В качестве доказательства того что её тело ещё проворно и не совсем одряхлело, Кшесинская самостоятельно перебралась из коляски в одно из кресел у камина.

Находящиеся в гостиной с удовлетворением наблюдали как упорно противостоит неумолимым годам полная жизни бывшая прима царского балета.

Поймав на себе взгляд восторга, Кшесинская заговорила первой, видоизменив на свой лад знаменитую фразу Марка Твена.

– Как видите слухи о моих поминках сильно преувеличены.

Марек кисло улыбнулся, но Жозефина решила не давать волю циничности своей подопечной и сказала:

– Маля! Давай я тебе сразу представлю нашего сегодняшнего гостя – корреспондента журнала «Североамериканское ревью» Роберта Джексона.

Внимание Кшесинской сразу переключилось на незнакомца. Она пронзила Роберта глазами женщины, которая обязана оценить достоинства и недостатки любого мужчины.

Роберту стало неловко от буквально обнажающего душу и тело осмотра и он потупил голову.

– А я знала вашего деда, Роберт, – произнесла Кшесинская, сполна насладившись своей неиссякаемой магией властвовать над мужчинами, – Этот талантливый репортёр в своё время сумел так разговорить нашего царя, что в конце интервью тот буквально протянул ноги.

Матильда расхохоталась тем универсальным женским смехом, который означает неподдельную радость и сарказм одновременно, отчего Роберт ещё больше смутился и потерял репортёрский дар.

Ситуацию решила сгладить ушлая Жозефина, этакий знаток душевных фибр Матильды.

– Интервью тут ни причём, Маля. Просто царь в тот день перебрал с водочкой. Покуражился человек перед американским гостем. Прислуга тогда доложила, что они вдвоём опорожнили несколько бутылок беленькой, лишь изредка закусывая икрой.

Лицо Кшесинской изменилось, выражая полное несогласие.

– И

это ты мне говоришь? Мне которая воочию была свидетелем того, как наш царь за столом опорожнял мужицкими темпами литры водки, изредка занюхивая солёным огурчиком, а после этого шёл на конюшню и разгибал одним взмахом лошадиные подковы. Наш царь был ещё тот выпивоха. По этому делу мог заткнуть за пояс любого конюха из своей конюшни. Нет уж, моя дорогая, царя в тот день свалила не пустяшная доза выпитого.

Доктор Марек утвердительно кивнул, подтверждая, как врач сказанное.

– А что? – спросил вышедший из состояния оцепенения Роберт.

Кшесинская лукаво посмотрела на осмелевшего американца и произнесла:

– Налейте-ка этому американцу для храбрости моего любимого коньячка. Посмотрим на что он способен?

– Может по бокалу шампанского? – озаботилась Жозефина.

– Нет! Я сегодня буду пить с этим молодым человеком коньяк, – произнесла Кшесинская тоном не требующего возражения, и подала знак прислуге.

Всем в широкие бокалы залили бархатистый напиток с золотисто-шоколадным отливом.

Матильда покрутила бокал, долго принюхивалась к её стенкам и мелкими глоточками испила, закусывая сладостями и фруктами, после чего велела повторить процедуру.

– Ну так что же погубило царя? – не унимался репортёр.

Матильда окинула присутствующих взглядом, потом внимательно посмотрела на Роберта и многозначительно произнесла:

– Совесть!

Сказав так, она жестом дала знак прислуге повторно заполнить бокалы.

– Может на сегодня достаточно? – засуетилась Жозефина.

– Да уж, госпожа Матильда, большие дозы спиртного вам лишь во вред. Неужели вы желаете мне прибавить работы? – добавил демагогично доктор Марек.

Кшесинская иронично посмотрела на них.

– А вы желаете продлить моё долголетие вашей показной заботой и прочей медицинской порнухой? Советую вам не позориться перед нашим гостем из Америки.

Кшесинская повторила жест, и прислуга покорно ей подчинилась.

– В тот день ваш дед прибыл в Крым рано утром на поезде из Петербурга, – начала вспоминать Матильда, – и уже в полдень они с царём вели самые задушевные беседы. Настолько задушевные, что царь умудрился рассказать о том, как поручил мне соблазнить Чайковского.

Услышав это, все подняли от удивления головы.

– Маля! – произнесла Жозефина, так и не успев откусить от изумления кусок итальянского пирожного, – а ты случаем не сочиняешь?

– Жозя! Стала бы я заниматься сочинительством в преддверии второй сотни своей жизни?

Все дружно переглянулись.

– Я вижу, что вы не желаете услышать подробности? Ну как хотите. Я больше ничего вам не буду рассказывать.

Кшесинская встала с кресла, подошла к роялю и стала легонько наигрывать мелодии из ноктюрнов Шопена.