Письма, заявления, интервью. 70-е годы
Шрифт:
Возможно, они теперь решили шире использовать более резкие средства.
Кримски: Как Ваша жизнь изменилась после того, как Вы получили Нобелевскую премию?
Сахаров: Жизнь моя, если речь идет о личной жизни,– я сказал о том, как изменилось отношение властей к моим общественным выступлениям; оно никак не изменилось — то же самое относится и к моей личной жизни.
Начну с того, что я из этого года десять с половиной месяцев был лишен прописки. Сейчас, правда, мне предоставлена, наконец, эта прописка, но я считаю, что это какое-то вынужденное действие, еще не знаю, что за всем этим дальше последует.
Давление на нашу семью, несомненно, продолжается. Новой формой давления
Кримски: Это «Русский голос»? Не «Новое русское слово»?
Сахаров: «Русский голос». Точное название — «Русский голос». Все так же безработным является мой зять. Это, на самом деле, форма давления на нашу семью, тесную и дружную.
Никакого прогресса нет в отношении предоставления мне жилищной площади. Сейчас я не являюсь собственником какой-либо жилой площади и живу в квартире мамы моей жены. Академия наук ссылается на то, что никакое предоставление жилой площади, какой бы то ни было, — что все это невозможно, потому что возражает Моссовет. На это ссылается Академия наук, которая обычно все эти вопросы решает очень просто и легко.
Такова моя личная ситуация, и я опасаюсь, что она может продолжать углубляться и становиться еще более тревожной, если не будет какой-то поддержки мирового общественного мнения.
Кримски: Думаете ли Вы, что давление увеличилось после того, как Вы получили Нобелевскую премию?
Сахаров: Были и другие максимумы давления, например, в 73 году. Непосредственно перед присуждением премии было, вроде, какое-то затишье. Но, может быть, они не хотели привлекать внимание ко мне перед присуждением премии. Может быть, вот такое, чисто тактическое, было ослабление. Вообще, я постоянно нахожусь под достаточно сильным давлением уже много лет.
Кримски: Следующий вопрос. Существует ли прогресс в движении инакомыслящих в эпохах после Хрущева, после создания Вами Комитета прав человека, после Хельсинки? Велика ли разница?..
Сахаров: Я понял вопрос. На самом деле надо представить себе, что первые очаги инакомыслия возникли в нашей стране сразу после войны. Это была как бы психологическая реакция на чувство свободы и нужности граждан своему государству, которое возникло во время войны. В сталинское время все эти очаги подавлялись в самом зародыше, и мы очень мало знаем о судьбах их участников. Эти судьбы были всегда трагическими, и, как правило, они затерялись в море ГУЛага. Эпоха Хрущева ознаменовалась рядом очень крупных перемен в общественной жизни нашей страны, брожением умов, всеобщей переоценкой многих догм. В системе тотального подавления свободы мысли возникли бреши, и они были успешно использованы многими честными, мужественными и талантливыми людьми. Это был подъем и в литературе, и в других областях общественной жизни. Эта эпоха подготовила условия для возникновения движения за права человека, но в том виде, в каком мы его знаем сейчас, оно возникло позднее, уже в ту эпоху, которую, наверное, правильнее всего назвать эпохой брежневской стабилизации, в середине и конце шестидесятых годов.
Я датирую возникновение движения за права человека организацией Инициативной группы по защите прав человека в 69 году и, несколько раньше до этого, выходом первых номеров журнала «Хроника текущих событий».
На Западе часто путают Инициативную группу и Комитет прав человека. Комитет прав человека был организован Чалидзе, мной и Твердохлебовым несколько позднее. И я считаю, что, так сказать, эпохальным, переломным моментом была организация именно Инициативной группы, а не Комитета.
В Инициативной группе большую роль сыграли такие выдающиеся и удивительные люди, как недавно скончавшийся Григорий Подъяпольский и Сергей Ковалев, арестованный в 74-м году. Я хочу подчеркнуть значение этих двух людей, которые, по-моему, сыграли особенно большую роль в формировании основных принципов этого движения.
Вы спрашиваете, что произошло после подписания Заключительного Акта в Хельсинки. Я придаю большое значение активизации не санкционированной властями и свободной культурной жизни: организации неофициальных научных семинаров, неофициальных выставок, философских семинаров, концертов на частных квартирах. В условиях нашей страны представляет собой новое и принципиально важное явление это проявление нонконформизма, которое меняет психологическую атмосферу в нашей стране. Удалось добиться большего понимания положения верующих в нашей стране, понимания притеснений религии. Это проявилось, в частности, в изменении реакции Всемирного Совета Церквей в Найроби. Но самым главным событием я считаю организацию Группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений, которую возглавил Юрий Орлов.
Судебные и психиатрические репрессии, нечеловеческие условия в лагерях и тюрьмах, преследование верующих, национальная дискриминация крымских татар и нарушение национальной культуры в национальных республиках, проблемы эмиграции и воссоединения семей — вот некоторые вопросы, которым были посвящены пресс-конференции Группы.
Конечно, материал о нарушениях прав человека по каждому из этих разделов исключительно велик, и он никак не исчерпывается тем, что уже отражено в документах Группы. Главная работа Группы еще впереди.
Я призываю к всемерной международной поддержке Хельсинкской группы. Особенно важно сотрудничество с ней прессы, средств массовой информации и сотрудничество официальных международных организаций и инициативных частных международных организаций, которые имеют отношение к борьбе за права человека и к контролю за выполнением Хельсинкских соглашений. Я особенно подчеркиваю исключительную важность проблемы бесперебойной связи Группы с этими организациями и с прессой. Некоторые шаги тут уже, как я знаю, предприняты, но должно быть дальнейшее усиление этого.
Особое значение для защиты прав человека имеет продолжающаяся вот уже почти восемь лет самоотверженная, кропотливая информационная работа издателей «Хроники текущих событий».
Кримски: Андрей Дмитриевич, было ли сюрпризом для Вас то, что власти не разрешили группе конгрессменов, наблюдающих за выполнением решений Хельсинки, приехать сюда несколько недель тому назад?
Сахаров: Я знаю об этом. Это на самом деле обычная тактика наших органов. Это есть их способ уйти от контроля, от обсуждения острых и важных проблем, и мы привыкли к тому, что в ряде случаев наши власти идут на такие острые меры. Это не должно ни пугать, ни расхолаживать; это, наоборот, показывает, насколько важна вся эта проблематика и какая настойчивость должна применяться для того, чтобы был достигнут успех.