Письма
Шрифт:
Вы говорите, что мы «ненавидим» большевиков за то, что они отняли у нас «отечество и состояние». О потере отечества говорить не будем. Вы его не теряли, а кто не терял его, тот нас не поймет. Но верьте, что даже эта потеря не может вызвать той беспредельной, той, если угодно, нечеловеческой ненависти, какую мы чувствуем к этим человекоубийцам. И какую, конечно, чувствовали бы и вы, г. Нансен, не будучи русским, но зная их так, как знаем мы.
Что касается «потери состояния», то и здесь, г. Нансен, только ваша неосведомленность в делах русских изгнанников могла вам подсказать ваши слова. Громадное большинство изгнанной русской интеллигенции —
Нет, г. Нансен. Вы открыли северный полюс, но сердце человека, сердца людей, закрыты для вас. Вы не отличаете сердца человеческого от сердца звериного. Вы не видите.
Но, не видя, вы — делаете. Не видя, — вы говорите, что видите. И я напомню вам страшное слово:
«Некоторые из фарисеев, бывших с Ним, сказали Ему: неужели и мы слепы? Иисус сказал им: если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха; но как вы говорите, что видите, то грех остается на вас».
ОБРАЩЕНИЕ К ПАПЕ
[Впервые: Последние новости. 1922. 10 мая. № 633. С. 2.]
Святейший Отец,
Имя того, с Кем говорили мытари и грешники, Кто никому не возбранял приходить к Нему, да послужит оправданием смелости моего обращения к Вам, Его Наместнику.
Я только скромный служитель слова и христианин. Очевидец и участник неслыханных страданий христианского народа, к которому принадлежу, близкий свидетель действий тех, кто, называя себя представителями этого народа, убивают его, — я покинул мою родину лишь с целью посвятить все слабые силы мои раскрытию правды, исканию справедливости у людей, не забывших Бога.
Я не один: за мною кровь мучимых и расстреливаемых; трупы, гниющие без погребения; ограбленные, поруганные храмы; безумие матерей, поедающих детей своих. И со мною все, еще не погибшие, погибающие, хранящие надежду на спасение — если не себя, то мира.
С ними вместе, перед лицом Бога Живого, я свидетельствую: те, кто ныне говорят от имени России и называют себя русской властью, — не от имени России говорят: они обманщики, и не власть они русская, — но убийцы. Измученные народы Европы жаждут мира и слепо идут на обман. Но пусть помнят они, что так же и теми же обманщиками обмануть русский народ. Когда они говорят «мир», то наступает всегубительство.
Священнослужители Западной Церкви на святой земле Италии пожимают рукой, касавшейся Божественной Жертвы, окровавленную руку человекоубийц. Знают ли они, что творят?
Знают ли, что в это же самое время в России громятся и грабятся храмы, расстреливается безоружный народ, собравшийся для защиты церквей и пастырей, что награбленные священные сосуды переливаются в слитки и переправляются за границу, для пропаганды, или же продаются, как уже проданы пуды их в Турцию?
Знают ли эти священнослужители, что разговаривают и соглашаются со всемирными насильниками, которые, достигнув власти, поругают и чужие храмы так же, как свои?
Святой Отец! в эту минуту, роковую не только для христиан востока, но и для всего христианского человечества, мы взываем к Вам с верой, надеждой, любовью.
Воссоединение Церквей было издавна молитвою и воздыханием самых вещих, русских людей, предвидевших катастрофу, нас уже постигшую и грозящую всему миру. Церковь Вселенская, — «да будет един пастырь и едино стадо», — наша надежда, наша вера, наша любовь.
Но
Может ли дело свободы совершиться руками величайших насильников, которые когда либо существовали за память человечества?
Нет лучшего способа оттолкнуть не только восточную церковь но и весь русский народ от церкви западной, заставить возненавидеть «воссоединение церквей», как новое орудие порабощения, — нет лучшего способа, чем союз Римского Престола со злейшими врагами русского народа, его палачами, и убийцами. Все мы, любящие Россию, не сомневаемся, что неминуемо — близок день, когда ненавистное иго будет свергнуто. Но освобожденная Россия никогда не простит тех, кто хотел воспользоваться временной слабостью ее для того, чтобы наложить на нее тягчайшую цепь. Нет, этого никогда не простит Россия ни в нынешнем поколении, ни в будущем. Если это неимоверное дело совершится, подписан будет конкордат Римского Престола с международною шайкою разбойников, которая называет себя «русскою советскою властью», то святое дело воссоединения церквей будет навсегда погублено.
И не только совесть наша, христиан востока, но и совесть всего христианского человечества, рано или поздно, возмутится против этого темного дела, ибо, воистину нет дела более темного, чем превращение церкви Господней в орудие Духа Тьмы.
Но да не будет! Пусть власти мирские, давно уже отрекшиеся от Бога, признают власть богопротивников, поклоняются Зверю и скажут: «Кто подобен Зверю сему и кто может сразиться с ним». Пусть! Мы верим, что не попустит Господь ужаса из ужасов: чтобы Наместник Христа благословил царство Антихриста.
ВОКРУГ «ТАЙНЫ» С. Р. МИНЦЛОВА
Письма в редакцию
[Впервые: Последние новости. 1925. 26 февраля. № 1485. С. 2.]
На заседании Приходского Совета при русской Церкви в Париже, 19 февраля 1925 года, была принята резолюция, выражающая возмущение по поводу рассказа г. Минцлова «Тайна», напечатанного в «Последних новостях» 8 февраля. В этой резолюции признается нежелательным дальнейшее пребывание сотрудника «Последних новостей» И. П. Демидова в числе членов Совета.
По этому поводу мы, нижеподписавшиеся, считаем нужным заявить: происшедшее д'oлжно судить исключительно с религиозной точки зрения, вне всяких политических категорий, так как обвинение в соблазне верующих есть тягчайшее осуждение для христианина.
Дух христианства — прежде всего дух свободы. Имея в себе непоколебимую твердыню догмата, христианский дух допускает все степени приближения к себе, все искания, все сомнения, все исследования. Путь же, на который встал Приходской Совет в своей резолюции, есть скользкий и роковой путь, ведущий к искажению христианства. Предполагать, что большинство верующих, живущих в современной атмосфере неверия, равнодушия или даже прямо антирелигиозного отношения к миру, не подвергаются постоянно неизмеримо большим соблазнам, нежели столкновение с вопросом, поднятым в рассказе «Тайна», не впервые уже встававшим перед христианской совестью (от народных легенд до философски-богословских исканий), — было бы лицемерием, невежеством или крайней наивностью.