Письма
Шрифт:
Напротив того, знать и показывать на деле правду, мужество, мудрость, целомудрие и все сродное с этому, — сие возводит сведущих к высочайшему блаженству. Посему надлежит воздерживаться от того, что нимало нам не полезно, и держаться полезного.
64. Готту.
О многоженстве двух патриархов — Авраама и Иакова.
Многоженство двух патриархов, Авраама и Иакова (ибо Исаак жил с одною женою), происходило не от изнеженности или любострастия, но от стечения обстоятельств, а иной скажет, — от нужды. Потому оно и было для них извинительно. Ибо, следуя Божественному
Авраам, если бы самою супругою, которой должно было бы ревновать, не был упрошен сблизиться с рабою, не сблизился бы с нею. Ибо не по сластолюбию (что доказывает продолжительное прошедшее время), но из желания иметь детей оставил самую благообразную и прекрасную лицом жену, которая весь Египет восхитила красотою, и принужден был засеять другую ниву, и безобразную, и худородную. При этом он был столь чист от всякой страсти, что после того, как рабыня зачала и стала, может быть, оказывать непочтение царственной госпоже, думая, что право господства перейдет к младенцу, который от нее родится, изгнал Агарь из дома. Причем и ушла она в пустыню, имея путеводителем нужду. Если же Авраам имел и Хеттуру, то уже по кончине Агари и Сарры.
А Иаков, если бы получил ту, которую любил сначала, то, может быть, и не коснулся бы другой жены. А что сказанное — не одна догадка, явствует из следующего. Хотя тесть вместо младшей дочери, обладавшей чудной красотой, привел к нему на ложе старшую, которая была безобразна, однако же он, поздно узнав обман, вознегодовал. Правда, не отверг ее, почитая непристойным отослать от себя ту, которая, хоть и таким образом, но стала его женою. После сего тесть, обвиняемый в обмане, добровольно изъявил готовность выдать за него и другую, без сомнения, потому, что сие было дозволено и узаконено древним обычаем.
А когда Иаков согласился, старшая, бывшая, ему не по сердцу, рождала, пленившая же его любовью не имела на то и надежды. И она, объятая сильною печалью, угрожала лишить себя жизни, если не родит, ибо говорила: даждь ми чада; аще же ни, умру аз (Быт.30:1), то есть наложу на себя руки.
И поскольку отчаивалась, то упросила мужа сблизиться со своей служанкою, чтобы рожденных от нее детей считать своими и вменить себе это в некое утешение в таком несчастии, потому что безчадие признавалось тогда самым великим злом. Иаков же слушается ее, не страсти поработившись (он не предался бы служанке, оставив ту, которая имела невыразимую красоту), но желая избавить от печали супругу.
А когда служанка родила, старшая также возревновала, хотя имела многих детей, и понудила его войти и к ее рабыне. И он, желая уничтожить в дом всякий предлог к раздору и ссор, слушается. И эта цепь совершившихся с ним событий свита любовью к Рахили, ибо, если бы он получил ее сначала, то, может быть, ею бы и удовольствовался. Поскольку же подвергся обману, то не по сладострастию, но иногда упрашиваемый, а иногда понуждаемый самими супругами, которым должно было бы ревновать, принужден был дойти до сего.
Итак, Исаак, как сказано выше, не подвергся таковой нужде, и жил с одною супругою, и тем, что удовлетворился ею, послужил оправданием Аврааму и Иакову. Но Апостол возводит все это в умозрительный смысл, применяя Агарь и Сарру к двум заветам.
Посему, никто
Ибо они, с любовью посвятив себя добродетели, которой не знали еще изложенной в письменах, если бы научены ей были и Писанием, то, конечно, еще более просияли бы в ней.
Кто был бы в состоянии единородного, рожденного в старости сына в самом цвете возраста его принести в жертву, как Авраам? Кто одержал бы такую победу над естеством? Кто столь страннолюбив, что, будучи окружен множеством домочадцев, пожелал бы сам вместе с супругою исполнять обязанности слуг?
Кто столько исполнен веры, чтобы по обетованиям готовясь быть обладателем всей Палестины, когда потребовалось бы купить место для погребения нимало не поколебался, как Авраам? Кто столько выше любостяжательности, чтобы пренебречь награбленным варварами и великой добычей Персов?
Но не знаю, как дошел я до того, что оскорбляю сего мужа, сравнивая его с другими? Да и не намерен я говорить что–либо неприятное. Прекращу же речь, сказав только следующее. Если бы те, которые имеют и преимущества, и недостатки патриархов, будучи потом обвиненными в недостатках, стали выставлять в свое оправдание этих мужей, то и в таком даже случае не имели бы справедливого извинения, потому что не одно и то же жить до закона и по законе и благодати, — однако могли бы еще, может быть, иметь тень оправдания. А если не имеющие преуспеяний этих праведников, но подверженные их недостаткам, отложив в сторону их преимущества, станут указывать на их недостатки, то таковые достойны всякого осуждения.
65. Светлейшему Иераксу.
Обыкновенно больше пользы приносит жизнь без слова, нежели слово без жизни. Ибо первая приносит пользу и молча, а второе, и взывая, возбуждает неудовольствие. Но если соединены будут и слово, и жизнь, то составят образец всякого, любомудрия.
66. Епископу Ермогену.
Что Мартиниан, Зосима и Марон, сии достойные, как сказал ты, ученики Евсевия, клевещут на него всем и ему на всех, это известно; но известно также и то, что правосудие не до конца будет терпеть и их, и его, но подвергнет их достойному наказанию за то, что они делали и делают. Ибо ни один из нарушителей правды не укрылся от правосудия, но одни — здесь, а другие — там понесли наказание.
67. Ему же.
Если непозволительно сожаление по отношению к нищете, любящей судиться, потому несправедливо оскорблять справедливость, то несправедливо подающие голос в пользу богатства и взятками приводящие в колебание весы правосудия, какого, по всей правде, не изведают наказания? Ибо если нищета, часто по необходимости прибегающая к пронырству, не удостаивается извинения, потому что надлежит ей просить, а не жаловаться, то подающий голос в пользу того, кто, при великой роскоши, оскорбляет справедливость, найдет ли себе какое извинение?