Письмо из Италии (сборник)
Шрифт:
– Потому что он лучше всех.
– Значит тебе хорошо под полковником?
– Не всегда, батюшка. Когда он напьётся, начинает приставать к девкам с большими сиськами, – Лиза поправила парик, подтянула колготки и уставилась на огромный бюст Захара, который загримировался под мадам Грицацуеву, – конечно, это признак плохого вкуса, но что взять со служивого.
– Бери что можешь, дочь моя.
– Я стараюсь, батюшка, но обидно ведь, я и на панель-то пошла, чтобы его поддержать. Он только считает себя героем-любовником, а на самом деле живёт как блаженный, даже воровать не умеет.
– Неужели
– Конечно, нет. Теперь каждый клиент хочет сэкономить. Вот вчера, например, заказал меня один священник, так вместо денег он стал меня исповедывать, и я до сих пор не знаю, имел ли он на это право.
– Имел, – уверенно сказал Серёжа, защищая честь рясы.
– Значит, я чиста, как ангел, потому что с тех пор даже и согрешить не успела.
– Принимай постриг, дочь моя, тогда, как любимую тёщу я устрою тебя в лучший монастырь и ты станешь первой блядью, которая попадёт туда прямо из публичного дома.
– Не первой, святой отец, – вмешалась Нина, скромно потупив глаза, – далеко не первой.
– А ты жена молчи, тебя не спрашивают, – оборвал её Сергей.
– Какая я тебе жена, я тебе сестра во Христе, я же монашенка.
– Из тебя монашенка, как…
– Не спорьте, дети мои, – сказала Лиза, – всё равно я в монастырь не пойду, я буду жить на воле, с полковником.
– Так вы ведь не женаты, ма.
– Я их сейчас обвенчаю, – сказал Сергей, – Илья, иди сюда, становись на колени.
– Какой ты быстрый, батюшка, может, я не хочу.
– Молчать! – повысил голос Сергей, – а то я на тебя епитимью наложу и будешь ты у меня целый год ходить трезвый, как стёклышко.
– Ты мне не грози.
– Становись и отвечай на вопросы. Согласен ли ты, раб божий Илья, взять в жёны рабу божию Лизавету?
– Она же блядь, ты сам говорил.
– Я тебя не спрашиваю, кто она, я тебя спрашиваю, согласен ли ты взять её в жёны.
– Нет, – ответил Илья.
– Я не расслышал, сын, мой, – сказал Сергей, поднимая тяжёлый медный крест над его головой.
– Дай мне хоть кипу одеть, – попросил Илья, опасливо косясь на крест.
– Во время христианского обряда не положено.
– Так я же еврей, хочешь докажу, – Илья стал расстёгивать ширинку.
– Не надо, – остановил его Сергей, – я тебе и так верю.
– Тогда давай кипу.
Сережа снял с головы Ильи кипу, протянул ему камилавку и невозмутимо продолжал:
– Согласна ли ты, покаявшаяся грешница Лизавета, взять в мужья раба божьего Илью?
– Согласна.
– Тогда объявляю вас законными мужем и женой, живите в любви и мире. Аминь.
Он широко перекрестил их, помог встать на ноги и объявил венчание законченным. Затем он подошёл к столу, помолился и разрешил начинать трапезу.
Когда гости заморили червячка и несколько ослабили атаку на еду, Серёжа через весь стол спросил хозяина:
– Ну, что Захар Борисович, видели вы когда-нибудь столько крещёных евреев в одном месте?
Захар засмеялся и огромная искусственная грудь стала колыхаться на нём, как волны на море, её не мог удержать даже железный каркас.
– Какой у вас размер, мадам Грицацуева? – спросила Лиза, завистливо глядя на его бюст.
– Она у меня безразмерная, – ответил Захар.
К
– О чём задумалась? – спросил Илья.
– О том, можешь ли ты вести машину.
– Конечно, могу, мне главное до руля доползти и ключом в дырку попасть, а там я доставлю тебя домой в целкости и сохранности.
– Меня ты уже в целкости не доставишь, доставь хотя бы свой Мерседес.
– Слушаюсь, ваше куртизанское величество.
Они вышли на улицу, Илья с любовью обошёл машину, похлопал её по бамперу, открыл Лизе заднюю дверь и сел за руль. Лиза удобно расположилась на сиденье и почти сразу же заснула. Радио, гремевшее на полную громкость, ей не мешало. У Ильи тоже глаза слипались и чтобы отогнать сон, он начал читать стихи. После двух стихотворений его знания иссякли и он попытался сосредоточиться на музыке, но его отвлекли короткие гудки. Хмель и сон прошли.
– Аварийный сигнал, – подумал он, – что бы это могло быть? И зачем вообще в машине сделали звуковую тревогу. Лучше бы на приборной доске показали красной лампочкой, что именно вышло из строя. Дизайнеры называется.
– Лиз, ты ничего не слышишь? – спросил он громко.
– Что-то пищит, – спросонья ответила Лиза.
– Машина-то новая, что в ней могло сломаться?
Илья свернул к бензоколонке, въехал под ярко освещённый навес и вышел из машины. Убедившись, что колёса не спустили и никаких внешних следов повреждения нет, он поднял капот и подёргал провода. Всё нормально, только уровень масла был немного ниже нормы. Илья зашёл в магазин и объяснил, что ему нужно. Кассирша, которую звали Мелисса, испугавшаяся незнакомой военной формы и тяжёлого акцента, заперлась в кассе. Она как маленькая девочка, очертившая мелом круг, считала, что это её домик и по правилам игры внутри него она неуязвима. Илья взял масло, заплатил и уже собрался уходить, но подумал, что без воронки может весь перепачкаться. Как будет воронка по-английски он забыл и для того чтобы его поняли, стал показывать процесс доливания масла. Мелисса проверила, надёжно ли закрыта дверь кассы. Ей было всего шестнадцать лет, она приехала сюда из Теннеси и по вечерам подрабатывала на бензоколонке. У неё был сильный южный акцент и когда сверстники в школе подтрунивали над этим, она начинала волноваться, речь её ускорялась и понять её вообще становилось невозможно.
– Я ничего не знаю, – выпалила она.
– Ну, такая, – говорил Илья, злясь на самого себя, – чтобы масло наливать.
– Воронка, – сообразила, наконец, Мелисса и слова стали вылетать из неё, как пули, – она лежит по проходу, третий поворот налево, с правой стороны на второй полке.
Илья поморщился, приставил руку к уху и попросил повторить. Она повторила, но это не помогло.
– А не могли бы вы мне её дать, – сказал он.
– Нет, после 11 вечера нам запрещено выходить из кассы.