Письмо на небеса
Шрифт:
Я написала много писем в этом году, и мне это очень помогло. После того как я наконец отдала их своей учительнице (оставила в ее ящичке для почты), она перезвонила мне и сказала, что гордится мной. Я поблагодарила ее за то, что она прочитала мои письма. Затем она сказала, что мне нужна помощь, чтобы справиться со всем этим, и я ей ответила, что родители уже водят меня к психотерапевту. Психотерапевт на самом деле милая женщина и считает меня умной. Когда мама вернулась из Калифорнии, я рассказала ей о том, что случилось, а она потом рассказала об этом папе.
– Прости, что подвели тебя, Лорел, – сказал он. – Прости, что подвели твою сестру.
Говоря это, он выглядел так, словно кто-то выстрелил ему в самое сердце. Я обняла его, не зная, что еще сделать.
Мэй,
Сегодня я решила, что пора кое-что сделать. Я знала, что настало время.
Из твоей комнаты я пошла к папе, как обычно слушавшему запись бейсбольного матча. Когда я вошла, он убавил звук.
– Как поживают «Кабс»? – спросила я.
– Выиграли три игры в первой серии. Скрести за нас пальцы.
Улыбнувшись, я показала, что мои пальцы уже скрещены.
– Пап?
– Лорел? – поддразнил меня он.
– Я хочу развеять прах Мэй.
Он этого не ожидал.
– О, – судорожно сглотнув, отозвался он, а потом попытался взять себя в руки: – Что же… А где бы ты хотела это сделать?
– На реке.
Я могла бы подождать и развеять твой прах у океана, но мне хотелось, чтобы ты сначала попутешествовала по реке со всеми ее поворотами. И я знаю: когда я увижу, как его волны омывают берег и услышу их шепот, то почувствую, что ты рядом.
– Хорошо, – сказал папа. – Думаю, это отличная идея.
– Тогда пойдем? – спросила я.
– Сейчас? – У него сорвался голос.
Я кивнула.
– И нужно заехать за мамой.
Папа снова сглотнул.
– Хорошо, – согласился он и поднялся, позабыв о бейсбольном матче, звуки которого все еще тихо доносились из колонок.
Я позвонила маме, которая жила у тети Эми, и сказала, что мы сейчас за ней заедем. Она не спорила и не задавала никаких вопросов. Просто сказала: «Ладно». Тетя Эми встречалась с Фредом, с которым познакомилась в церкви. Он очень милый, намного лучше ее приверженца Христа. Про себя я называю его Мистером Эдом, потому что у него нос как у лошади и свои длинные седые волосы он собирает в хвост.
Мама с папой молчали всю дорогу. Я сидела сзади и крепко сжимала урну с прахом, удивляясь ее тяжести и думая о ее содержимом – о том, что осталось от твоего тела. Девушка, когда-то хохотавшая от души, скакавшая галопом на воображаемой лошади, спавшая в своем красном платье с блестками – теперь всего лишь горстка пепла в урне. А затем я поняла, что это больше не ты. Ты совсем не там.
Мы остановились у нашего с тобой места, и мама с папой прошли за мной по рельсам к середине моста. В эти мгновения наш с тобой укромный уголок снова стал для меня таким, каким был при тебе. Местом, которое мы нашли, когда гуляли с родителями в лесу и убежали далеко вперед, пытаясь добежать до небес. Местом, где мы часами сидели, болтали и играли в «Пустяки». Река, которую мы любили в любое время года, текла по-летнему еле слышно. Я передала урну маме, и, зачерпнув горсть пепла, она со слезами на глазах разжала пальцы. Передав урну папе, она потянулась ко мне. Развеяв по ветру еще одну горсть, папа сказал:
– Мэй, эта земля – твоя земля.
Помнишь? Он пел нам эту песню в детстве. «От Калифорнии до островов Нью-Йорка, От секвойного леса до вод Гольфстрима…» Он прав. Это твоя земля. Вся она. Ты везде на ней. Во всем огромном мире, о котором мы так мечтали.
Папа передал урну мне. Высыпав весь оставшийся пепел, я смотрела, как
– Теперь она свободна, – сказала я.
И папа разрыдался как маленький ребенок. Никогда еще я не видела его таким. Я обняла его. Мама, постояв в стороне, тоже подошла, и мы уже втроем затряслись от плача.
Успокоившись, папа взъерошил мне волосы:
– Я люблю тебя, Лорел.
– Я тоже люблю тебя, пап.
– Ты сильная, но для нас ты все еще наша маленькая девочка, – сказала мама. Она перевела взгляд на папу и несколько секунд, не отрываясь, смотрела ему в глаза. – Мы гордимся тобой. И твоя сестра тоже.
Улыбнувшись им, я спросила:
– Хотите поиграть в «Пустяки»?
Они засмеялись.
– Я уже и забыл, когда играл в последний раз, – улыбнулся папа.
– Мы с Мэй играли в нее здесь, – призналась я. – После того, как ты нас этому научил. Давайте сыграем для нее.
Мы перешли на другой берег реки, чтобы набрать в лесу веток. Мама выбрала одну с красивой шишкой на конце. Папина ветка была похожа на трость. Я нашла одну себе – с корой, а другую тебе – гладкую, прямую и прочную. Мы вернулись на мост и перегнулись через перила.
– Раз, два, три, – сосчитал папа, мы бросили ветки и перебежали на другую сторону моста.
Твоя выиграла! Я сказала папе с мамой: это потому, что ты спешишь к океану.
Я представила, как твою ветку сотни лет омывают волны, как она становится гладкой и жесткой как камень. Как спустя множество лет ее находит на пляже маленькая девочка и кладет себе на полку, куда ставит все вещи, которые дарят ей ощущение, что мир – волшебен.
Мэй, я решила, что, когда вырасту, хочу стать поэтом. И так как я уже почти чувствую себя взрослой, то написала на этой неделе свое первое стихотворение. Я написала его тебе. Перед тем как уйти с моста, я прочитала тебе его вслух.
Письмо моей сестре на небеса
Призрак не может открыть конверт. И все же я пишу это тебе:
Я сохраню этот мир для тебя, смотри. Бежит река. Поля золотятся. Яблоки надкушены. Призрак не может открыть конверт. Призрак не может бежать. Дорога ведет в бесконечную даль. Две девушки замерли у моста. Как медленно падают листья… Весна продлится вечно после грозы Я открываю этот конверт для тебя, смотри. Раскрывшийся голубой цветок. Бумажный фонарик хранит свечу. Я позволяю миру открыть себя. Падает лист. И стерты все пути к девушке в красном платье. Я читаю слова, которые ты предназначила мне. Я надеюсь, что ты откроешь конверт, Поэтому я открываю в себе новый мир. И посылаю свои слова тебе. Река вливается в океан. В океане слышна бесконечность. Мы достаточно взрослые, чтобы услышать ее. Обе.