Письмо на небеса

Деллайра Ава

Сегодня на ужин я приготовила нам в микроволновке макароны с сыром и мини хот-доги – наше любимое блюдо. В морозилке еще осталась еда с поминок Мэй, прошедших почти полгода назад, но не думаю, что кто-то из нас захочет ее есть.

– Значит, у тебя появились подруги? – спросил меня за ужином папа.

– Да, – улыбнулась я.

– Это замечательно.

Он некоторое время раздумывал, что ответить на мой вопрос по поводу ночевки у Натали, и я скрестила под столом пальцы. Наконец он сказал:

– Конечно, Лорел. – Помолчал и добавил: – Я не хочу, чтобы ты все время сидела в четырех стенах вместе со мной.

Затем он включил бейсбольный матч – папа фанат «Чикаго Кабс» [19] , он вырос в Айове, рядом

с их фарм-клубом [20] . Делая уроки, я одним глазом смотрела игру вместе с ним. Раньше во время матча папа любил читать мне целые лекции на тему «В бейсболе все как в жизни», но больше этого не делает. Теперь мы смотрим игры молча. Наверное, некоторые вещи в жизни слишком печальны, чтобы сравнивать их даже с граунд-аутом [21] .

19

«Чикаго Кабс» (англ. Chicago Cubs) – профессиональный бейсбольный клуб США.

20

Фарм-клуб (англ. Farm club) – резервная база главной команды. Здесь тренируются молодые игроки.

21

Граунд-аут (англ. ground-out, бейсбольный термин) – удар, при котором нападающий игрок другой команды выводится из игры.

Искренне ваша,

Лорел

Дорогой Курт,

Прошлым вечером я впервые напилась. Я пришла с ночевкой к Натали, и мы отправились в продовольственный магазин. Там было так холодно из-за кондиционеров, что, проходя по ряду с алкогольными напитками, мы стучали зубами. На полпути Натали стащила с полки ликер со вкусом корицы и сунула его себе под толстовку. Затем мы завернули в туалет и сорвали с бутылки этикетку, чтобы при выходе не запищала охранная система. Сердце бешено колотилось в груди, но я пыталась вести себя так, как будто мне подобное не в новинку. Я так же промолчала о том, что в кабинке рядом с нами находятся мама с маленькой девочкой. А потом мы как ни в чем не бывало вышли из туалета.

Весь дом Натали был в нашем распоряжении, потому что ее мама ушла на свидание. Натали сказала, что она вернется только под утро. Мы забрались с ликером на плоскую крышу дома. На донышке бутылки осели кристаллы корицы, и первый глоток так обжег горло, словно я глотнула сладкого и жидкого огня. Но я не скривилась и не сказала, что выпиваю впервые. Если Мэй позволяла себе это, то почему я не могу? Ничего же страшного не случится? И ликер обжигающей влагой стек по горлу в желудок. Мне хотелось смеяться, я расслабилась и забыла обо всех своих страхах. Мы лежали на спине, смотрели на пролетающие над головой самолеты и сочиняли о них песни. Слова путались у меня в голове. Голос Ханны напоминал мне коричные кристаллы – сладкие и полные огня. Мне кажется, она и правда может стать певицей.

Я смутно помню, что было дальше. Мы спустились с крыши, и Натали с Ханной ушли во двор прыгать на старом батуте. Я раскачивалась в гамаке, и звезды в небе вращались.

Мне вспомнилось, как Мэй тайком пробиралась ночью в дом, и я ждала ее возвращения в постели. Обычно мне хватало ее тихих шагов в коридоре и звука закрывшейся двери – тогда я со спокойной душой засыпала. Но время от времени – и я эти моменты обожала – сестра приходила в мою комнату и шептала:

– Ты не спишь?

Я тут же распахивала глаза, и она ложилась рядом со мной. Я помню, как ее дыхание пахло чем-то сладким и жарким – наверное, алкоголем. Как на ее лице медленно расплывалась улыбка, и она еле слышно смеялась и немного растягивала слова, так что каждый слог неспешно перетекал

в другой. Как она рассказывала мне о своих приключениях – парнях, поцелуях и быстрых машинах. Я рисовала себе все это в воображении, как делала в детстве, когда верила, что у Мэй есть крылья, и представляла ее летящей сквозь ночь в свете звезд.

Я взглянула в небо. Звезды на нем бешено закружились, и меня затошнило. Мэй чувствовала себя так же в такие вечера? Звезды так же вращались, вызывая головокружение, пока сестра уже не переставала понимать, где находится?

Мне вдруг стало страшно. Побоявшись, что в голову придут плохие мысли, я пошла искать Ханну и Натали. Пройдя через деревянную калитку во двор, я увидела их на батуте. Они целовались. По-настоящему целовались. И одновременно прыгали. На мгновение оторвав взгляды друг от друга, они заметили, что я на них смотрю, и упали. Натали закричала. Она стукнулась зубом о зуб Ханны, отколов от него кусок, и начала везде его искать. Я пыталась помочь ей в поисках, но его не было ни на гладкой черной поверхности батута, ни на земле. Натали испугалась, что проглотила его. А Ханна испугалась, что я расскажу всем в школе, чем она занималась с Натали, хоть я и клялась, что не сделаю этого. Она настаивала, чтобы я тоже поцеловала Натали, и говорила, что я не могу остаться одна нецелованной. Я не желала этого делать, но они не хотели меня слушать. Натали схватила меня и заявила, что поцелует меня, дабы скрепить поцелуем секрет. Мне стало трудно дышать. Я хватала ртом воздух. А потом помчалась прочь.

Я прибежала в парк рядом со школой. Села на качели и начала изо всех сил раскачиваться, поднимаясь все выше и выше, пока ночь не понеслась мне навстречу, пока не показалось, что еще чуть-чуть – и я взмою над перекладиной. А потом я прыгнула, и полетела, и приземлилась на песок. Я взобралась на гимнастическую стенку – в детстве мы с Мэй такую же называли нашим кораблем и плыли на нем через полный монстров океан спасать русалок – и заплакала.

Воздух пах дымом и опавшей листвой. Пах так, что остро ощущалось – вот он мир, рядом с тобой, касается твоей кожи. Голова раскалывалась. Было уже поздно, и я не знала, что делать, поэтому вернулась в дом Натали. Они с Ханной заснули прямо на батуте. Я заползла под него и уснула на земле.

На следующее утро мы проснулись, наша одежда была покрыта росой, мама Натали, готовившая блинчики с беконом, позвала нас завтракать. Я чувствовала эти кухонные ароматы, и мне хотелось, чтобы так же пахло дома и у меня. Мама Натали мягко побранила нас за то, что мы спали на улице, назвав глупыми девчонками. Она была добра к нам – наверное, ее свидание прошло хорошо. Она не похожа на других мам. По словам Натали, она работает секретарем в юридической фирме, но в это субботнее утро я увидела ее в коротко обрезанных шортах, завязанной выше талии рубашке и с собранными в высокий хвост темными волосами.

Мы ели молча, изредка отвечая на ее вопросы.

– Что случилось с твоим зубом? – спросила она Натали, и та занервничала.

Я поняла: это – мой шанс показать, что я не выдам секрета.

– Мы купили бургеры в Макдональдсе, – сказала я, – и Натали попалась косточка.

– Жесть, правда? – рассмеялась Ханна.

Думаю, мама Натали чувствовала себя виноватой из-за того, что ночевала у своего мужчины, поэтому не заметила, что нас тоже гнетет чувство вины. Ханна вытащила из моих волос листок и протянула его мне – желтый, с множеством прожилок, образовывавших на нем мелкий узор.

Мы больше не говорили о поцелуе, и в понедельник в школе вели себя как обычно. Я не забыла взять с собой деньги на печенье, и угостила подруг. Я опять смотрела на Ская и смеялась, когда Ханна сказала, что он раздевает меня глазами. Мы общались так, как будто ничего не произошло, но я не могла не замечать почти идеальный зуб Натали с отколотым кусочком.

Курт, у меня такое ощущение, что вы знаете и Мэй, и Ханну, и Натали, и меня. Что вы можете заглянуть в наши души. Вы пели о страхах, злости и тех чувствах, в которых люди бояться признаваться. Даже я. Но я знаю, вы не хотели быть нашим героем. Не хотели быть кумиром. Вы просто хотели быть самим собой. Хотели, чтобы мы слушали вашу музыку.