Питер
Шрифт:
Он прошёл «чистый» тамбур, комнату отдыха и оказался перед дверью в склад. Толкнул её ногой. Вошел, освещая себе путь. Пятно света плясало на мутной, зеленоватой воде.
Иван остановился.
В первый момент Иван подумал, что ему не хватает воздуха. Потом — что его даже слишком много. Голова кружилась.
Кощунство. Словно у него на глазах творилось нечто чудовищное. А он смотрит, не в силах этому помешать.
Старый дизель-генератор Василеостровской, «похищенный» бордюрщиками, стоял в воде. Ржавый и сгнивший.
А мы за него
Это было, как во сне. Иван присел на колено, перехватил ружье за цевье. Сейчас переломить его, вставить патроны…
Он краем глаза видел, как вскидывает калаш адмиралец. Поворачиваем рычаг…
Щёлк!
Очередь прошла над головой Ивана.
Переламываем ружье. Донца гильз. Тремя пальцами, обжигаясь, Иван выдернул курящуюся гильзу, зашипел от боли, выдернул вторую. И вдруг вспыхнул свет.
Ивану на мгновение показалось, что он снова пытается выглянуть из окна корпуса ЛАЭС — днём. На улице пасмурно, — сказал Фёдор. Впрочем, ему лучше знать. Ивану же казалось, что он погрузился в океан обжигающего, яростного света. В следующее мгновение что-то сильно толкнуло его в плечо, опрокинуло на платформу. М-мать. Иван ударился спиной, но двустволку не выпустил.
И тут пришла боль.
В меня попали, понял Иван с удивлением. Надо же. Это не закончится никогда.
Власть — чудовище с тысячей прозрачных щупальцев и розовым нервным узлом там, где должен быть мозг.
Почему мы должны сражаться и умирать за чьи-то там идеалы? Над лежащим диггером склонился Мемов.
— Лежи спокойно, Иван. Сейчас мы найдем врача.
У диггера забрали ружье. Иван лежал и чувствовал, как жизнь вытекает из него тёплым ровным потоком, как из треснувшей фляги. Откуда-то издалека он слышал крики Тани: «Пустите! Пустите меня!». Недовольный гул голосов. Но, похоже, генералу всё-таки удалось предотвратить бунт. Старый, но крепкий тиран. Куда мне до него.
— Свет — это твоих рук дело? — спросил Мемов. Оглядел станцию. — Немного поздновато, конечно, но впечатляюще. Я всегда в тебя верил.
— Ты сволочь, генерал, — сказал Иван. Губы пересохли. — Даже хуже. Ты — политик.
Лицо генерала потемнело. Что, не нравится?
— Сейчас тебя перевяжут, — повторил Мемов. — Мне жаль, Иван. Я надеялся, что ты поймешь меня. Я даже надеялся, когда мы ещё сражались на одной стороне, что ты продолжишь моё дело. Объединишь людей. Каждому создателю империи нужен достойный преемник, понимаешь?
— Империя? Это твоя мечта, генерал?
— Да. Объединенное человечество. Ярость, направленная в одну точку. Да перевяжет его кто-нибудь, наконец?!
Но перевязать Ивана не успели. Басовитый грохот пулемета разорвал тишину станции. Затем резко оборвался. Закричал человек. Второй. Генерал встал. — Что за… — он замолчал. Тишина.
Такая тишина, что Иван слышал, как потрескивают спирали в электрических лампочках. Платформа была залита светом, люди стояли и сидели, ещё не понимая, что значат эти звуки.
А это значит, подумал Иван холодно, что кто-то или что-то прорвалось через блокпост. Сюда идут чужие.
Иван рывком, едва не потеряв сознание, перевернулся на бок. В глазах потемнело. Когда, наконец, он смог видеть, то не поверил своим глазам.
К ним с другого конца станции шёл «пассажир». Блокадник.
Огромная серая фигура шагала по платформе Василеостровской.
Крики. Грохот перевернутого стола.
На пути «пассажира» оказался один из адмиральцев. Человек вскинул автомат…
Уходи, подумал Иван. Ударила очередь.
Тварь вдруг двинулась быстро, схватила адмиральца и подняла. Расплющила. Сломанная фигурка в руках твари. Как тряпичная кукла. Кровь потекла на гранит пола, точно её выжали.
Тварь отпустила адмиральца, тот упал, сложившись. Пассажир перешагнул через труп, двинулся к людям. Неторопливо и словно бы хромая.
Иван снова поразился, насколько у твари маленькое лицо — по сравнению с огромным, за три метра, ростом. Плоский кружок с двумя дырами вместо глаз. Размером с лицо ребёнка. И рта нет. То есть…
Куда он жрет, интересно?
Мемов выпрямился. Огляделся.
— Детей в укрытие! — закричал генерал. — Быстрее! Мужчины, ко мне.
Всеобщее столпотворение. Бегущие люди, вопли. Наконец к диггеру наклонился Олег Кулагин.
— Ван… ты… что нам делать?!
— Иван, — повернулся к нему генерал. — Нам сейчас не до разборок…
— Делайте, что он говорит, — Иван откинулся. Сил вообще не было. Кулагин подумал и кивнул.
Красный туман перед глазами. Блин. Ивана подхватили под руки. Диггер с интересом наблюдал, как ботинки подскакивают, когда его волочат по платформе. За ботинками оставался кровавый след.
Его протащили по граниту, прислонили спиной к перевернутому набок столу.
— Стройся, — скомандовал Мемов.
Открыли проходы в южном торце Василеостровской, туда спускали детей и женщин. Крики, плач, причитания. Быстрее.
Бойцы в своих лучших костюмах, тщательно выбритые, во всем свежем, выстроились перед импровизированной баррикадой. Правильно, в бой нужно идти в чистом, подумал Иван. Огнестрельное оружие было только у нескольких человек, остальные вооружились, чем попало. Ножками стульев, палками, даже кулаками.
Василеостровцы и адмиральцы стояли плечом к плечу.
Вот что объединяет людей, подумал Иван. Не смерть. А ненависть.
Может, ксенофобия — это не так уж плохо?
Генерал встал с краю.
— Готовься, — сказал он хриплым, надсаженным голосом. Зато командирским спокойным тоном. Поднял пистолет и прицелился в тварь. — Стрелять только по моей команде.
«Пассажир» плавно приближался. Казалось, он почти плывёт над платформой, настолько бесшумно и плавно он двигался. Чёрные дыры глаз смотрели на людей. — Огонь, — скомандовал генерал. Загрохотали автоматы и винтовки. Вспышки.