Питомец «Ледового рая»
Шрифт:
Странное учреждение располагалось в этом здании – в коридорах они не встретили ни одного человека. Впрочем, вполне возможно, что коридоры, по которым шагала троица, попросту очищались от служащих. Известное дело, иногда для собственной безопасности лучше не видеть кого-либо или что-либо…
По-видимому, обитателям этого небоскреба не видеть Кирилла было безопаснее.
Коридоры были без окон, и надежда узнать городской район по окружающему здание пейзажу оказалась несбыточной. Правда, рано или поздно коридоры
И, когда пленника, наконец, ввели в какую-то дверь, он первым делом посмотрел по сторонам.
Окна тут были. Целых два. Но они оказались наглухо занавешенными белыми непрозрачными шторами.
Кирилл с трудом сдержал вздох разочарования и только теперь обратил внимание на хозяина кабинета. Вернее, на хозяйку, ибо за столом у дальней стены сидела рыжеволосая красавица Персефона Калинкина. С ближней стороны стола стоял стул – по-видимому, для посетителей, – и это был предмет, после окон наиболее необходимый Кириллу. Он немедленно двинулся к стулу, но его притормозили.
– Стоять! – Капрал цепко ухватил пленника за плечо.
Кирилл наконец сумел вместить в сознание все убранство кабинета. Стульев тут было много, и почему он увидел только этот, ближний к столу, было непонятно.
Гмыря как-то заявил курсантам и курсанткам, что для них нижняя голова важнее верхней. В чем-то он был прав. По крайней мере, сейчас Кирилл убедился, что физические проблемы нижней головы вызывают проблемы и в верхней.
Между тем хозяйка кабинета встала.
– Вы свободны, капрал, – сказала она. – И вы, моя милая.
– Но… – прорычал Дог. – Он опасен.
Персефона вышла из-за стола.
– Такой милый мальчик вряд ли причинит мне какой-либо вред. – Артистка подошла к Кириллу и потрепала его по щеке.
Кирилл отшатнулся и застонал.
– Что такое? – удивилась Персефона. И тут же поняла: – Вы мучили его, капрал?
– Мне пришлось.
– Тогда он тем более не опасен. Вы свободны. – Взгляд, который она вперила в Дога, был холоден, как лед.
«Стылый…» – вспомнил Кирилл слово, которое произнес портье из «Сидонии».
– Вы рискуете, сударыня, – сказал Гмыря.
– Нет, это вы рискуете, капрал, – не согласилась рыжая.
Было слышно, как у Гмыри скрипят зубы. Наконец, он и Сандра убрались прочь.
Персефона обошла Кирилла кругом, как будто приценивалась. Голубые глаза смотрели внимательно.
– Ну-с, молодой человек, что же мне с вами делать? – спросила она все с той же холодной улыбкой.
– А что вы можете? – В ответ Кирилл попытался улыбнуться с сарказмом, но понял, что из-за ноющей боли в паху улыбка получилась не саркастическая, а жалостливо-кривая.
– Могу я много. Уничтожить вас, к примеру. Или сохранить
– Если бы я сказал, что хочу смерти, вы бы мне все равно не поверили.
Актриса снова обошла его кругом. Будто обнюхивала. Так, вроде бы, суки обнюхивают кобелей. Или у собак кобели обнюхивают сук?.. У людей-то по всякому бывает. Кому больше невтерпеж…
– Да уж, не поверю. – Персефона вернулась за стол. – Но для того, чтобы жить, нужно прилагать определенные усилия. Ничего не нужно только хладным трупам.
Кирилл мысленно поежился. И с большим трудом удержался, чтобы не поежиться реально. Попробуйте-ка держать хвост пистолетом, когда вам откровенно намекают на кладбищенский вариант. Да еще эта ноющая боль…
– Можно, я сяду?
Персефона кивнула:
– Можно, если вы ответите на пару вопросов.
– А если не отвечу?
– Если не ответите… – Она вновь поднялась со стула, приблизилась и обошла Кирилла кругом.
И к нему явилась вдруг совершенно идиотская мысль.
«Черт! – подумал он. – Как будто колдует… Пытается мне язык развязать, что ли?.. Мусор летучий!»
Но нет, похоже, хозяйка кабинета просто пыталась убедиться, что ему и в самом деле больно, что он не прикидывается.
– Ладно уж, садитесь, – наконец сказала она.
Голос сочился равнодушием.
Наверное, оно было деланным, но таких нюансов женского поведения Кирилл сейчас не различал. Да они его и не волновали. Он медленно подошел к стулу для посетителей, осторожно сел, осторожно откинулся на спинку, осторожно поерзал, отыскивая позу, в которой боль была наименьшей. И вздохнул с облегчением.
– Вы странная… – он хотел сказать «баба», но язык почему-то произнес совсем другое слово: – …дама.
– Я же Персефона Калинкина. Актрисам свойственно быть странными.
Эта фраза почему-то разозлила Кента.
– Вы такая же актриса, как я церковный проповедник. Вас зовут Дельфина Громаденкова, и вы работаете в Институте вторичных моделей.
Дама вновь вернулась за стол.
– Оказывается, вы много знаете. Еще что-нибудь расскажете?
– Нет, не расскажу. – Кирилл изо всех сил старался, чтобы его голос звучал нагло. – А вот спросить – спрошу!
– Ну-ка, ну-ка… – На ее лице вновь появилась улыбка, но на этот раз вовсе не стылая.
Кирилл башню бы дал на снос, что улыбка эта стала добродушной. Почти материнской. Похоже, ему ничего не грозило.
– Скажите, Дельфина… Что вас связывает с капралом Гмырей? Что за секреты можно купить у лагерного офицера столь невысокого ранга?
Хозяйка кабинета продолжала улыбаться, и улыбка ее становилась все благодушнее. Кирилл разглядывал красивое лицо, пытаясь поймать за улыбкой напряжение, сведенную скулу, какую-нибудь бьющуюся жилочку у виска. Но ничего такого не было.