Плацдарм. Билет в один конец
Шрифт:
Он помаялся еще немного, потом сидеть в полутемной «комнате» юноше тоже опротивело.
Лес уже окутали короткие сиреневые сумерки. Пройдет еще совсем немного – и на землю спустится тьма, и во тьме… Лучше не думать о том, что может угрожать поселку среди ночи.
Сквозь деревья матово поблескивало озеро, но дальний берег уже терялся в синей дымке, и поэтому казалось, что вода тянется до самого горизонта.
Народу в поселении стало гораздо меньше – с наступлением темноты лишний раз на улицу никто старался не высовываться: конечно, деревья дают защиту, но лучшая защита – это собственная осмотрительность.
Рона,
«Бегу, как преступник с места преступления. Почему?» – недоуменно подумал Ник. Что с ним творится?
Выставленные Ингваром и Сигурдом ночные дозоры человек и собака миновали совершенно спокойно. Как всегда, никто внимания на Ника не обратил.
Отойдя от лагеря на достаточно далекое расстояние, Ник остановился и прислушался. Поселение колонистов с Земли осталось далеко позади, и теперь, даже если кто-нибудь начал бы орать там во все горло, юноша этого не услышал бы.
Шелест ветра в кронах высоких деревьев действовал на него успокаивающе. Ник – в который уже раз – поразился природе этой планеты. Американская секвойя, самое высокое дерево мира, выглядела бы здесь как человек среднего роста среди команды чернокожих баскетболистов из Нового Света. На ажурных ветках папоротников (юноша привык представлять себе папоротник как нечто травянистое, примерно по колено – здесь эти представления пришлось поменять) замерцали бледно-зеленые светлячки.
Ник уселся в густую мягкую траву, обнял за шею уставшую от затяжной прогулки собаку. В первый раз за этот долгий, очень долгий день ему было спокойно. Дышалось ему легко, а голова немного кружилась, как от бокала хорошего вина.
«Я, кажется, схожу с ума», – подумал Ник, но эта мысль не показалась ему «странной» и не испугала его. Наверное, так и должно быть после болезни – крыша едет, крыша мчится… А в самом деле, что он делает один (не считая собаки) ночью, в лесу, который наполнен всяческими тварями? Даже оружия не прихватил, если кто нападет – отбиваться придется голыми руками…
Луны расцветили лес лилово-серебристыми тенями. Ник продолжал сидеть, наслаждаясь покоем и улыбаясь неизвестно чему. Свету неземных лун, что ли… Если бы кто-то в этот момент его увидел, то, пожалуй, и в самом деле решил бы, что перед ним – чокнутый.
Юноша видел мелькнувшую в просвете между ветвями огромную летучую мышь, видел, как через ствол упавшего дерева плавно перетекла серая, в черных кольцах, змея. Немигающие глаза равнодушно оглядели человека и собаку. Ник отчего-то твердо знал, что мог бы подойти и спокойно погладить чешуйчатый бок, не рискуя быть укушенным или раздавленным в смертельных объятиях.
Рона заинтересованно косилась по сторонам, оборачиваясь на каждый более или менее громкий звук, будь то вскрик ночной птицы или треск сломавшейся под чьей-то лапой сухой ветки. Но собака твердо
Ник сорвал узкую травинку, надкусил ее. Рот наполнился пряной горечью, и юноша подумал, что у земной травы был совсем другой вкус. Да, он в совершенно другом мире, и трава здесь пусть и похожа на привычную ему – но иная. И вода, и небо… И звери. Возможно, та огромная рептилия, что проползла метрах в пяти от него, на самом деле – вполне безобидное существо. А летучая мышь – размером с земную – как знать – может при укусе впрыснуть яд, смерть от которого наступит в одно мгновение.
«Но мне не угрожают ни те, ни другие, – мелькнула в голове Ника непонятно откуда пришедшая мысль. – Ни те, ни другие – вообще никто… И собаке – тоже никто».
Юноша вытянулся на траве и, слушая убаюкивающее воркование ручейка, протекавшего неподалеку, сам не заметил, как задремал.
Разбудила его Рона – недовольным поскуливанием. Ник открыл глаза, рывком сел, оглядываясь вокруг. Солнце уже взошло и даже успело разогнать утреннюю туманную завесу. Одежда юноши была немного влажной от росы, и тут же Ник почувствовал озноб. Неужели болезнь так и не оставила его? Получается, нет.
Поднявшись, он поспешил выйти на открытое пространство, чтобы хотя бы немного согреться. Рона крутилась рядом, с укоризной поглядывая на хозяина: «А когда же ты меня завтракать поведешь?» Ник в ответ только развел руками: мол, когда вернемся.
Но возвращаться в лагерь не хотелось.
Юноша еще раз оглядел янтарно-зеленый лес, грустно вздохнул… Надо было возвращаться, и он зашагал обратно. У собаки это вызвало прилив сил и энтузиазма, она деловито бежала впереди, время от времени щелкая зубами на пролетавших мимо шестикрылых стрекоз.
Но стоило им зайти на территорию поселка, как Нику опять стало плохо. Странное дело – никто его не хватился, и, зайдя в помещение для лошадей, он занялся привычным делом: уборкой и чисткой. Потом нужно было отвести животных на выпас и водопой и заняться собаками – они тоже требовали ухода. Мясо, разумеется, добывали охотники из дружины, но вот всё остальное было на нем. А еще – никто из воинов Сигурда, включая и самого Сигурда, так и не усвоил простую истину: с животным – собакой ли, кошкой ли, лошадью – надо уметь найти общий язык. Уметь беседовать. Для Ника это было нечто само собой разумеющееся: вот и сейчас, убирая конюшню, он «слышал» беседу Роны и собак из стаи: где была, что видела, что с Хозяином – выглядит он как-то не так, и вообще – грустный… Смотри, мол, раз уж ты с ним, так не подведи…
Ник улыбнулся этим нехитрым собачьим мыслям.
Но стоило покончить с делами, как юноша снова не мог найти себе места, временами погружаясь в какое-то странное оцепенение, пока что-нибудь или кто-нибудь не вырывали его из этого состояния. Находиться среди людей с каждой минутой становилось все невыносимее.
Он машинально кивал Сигурду, что-то говорил – и не слышал собственных слов. Под вечер Ник готов был сбежать куда глаза глядят. Если его состояние было безумием, то оно наверняка начало прогрессировать.