Плацдарм
Шрифт:
— Чай, печенье. Если размочить, то достойно…
— Откуда щедрость, старче? — Я присел на колченогий табурет. Проводил взглядом девушку, исчезнувшую за ширмой в дальней углу. Там, без вариантов, еще один проход в новую секцию. По нынешним меркам, хоромы на природе. Отчего-то выжившие предпочитали не селиться в пустовавших остовах домов.
— Здесь редко можно найти собеседника. — Из голоса Крысолова исчезло напряжение. — А я люблю поговорить.
Чай пах пыльным мешком. Но жидкость я приветствовал обеими руками. Попробовал печенье на зуб и отложил.
— Семен Абрамович, — ткнул в меня
Безэмоционально тряхнул протянутую руку:
— Джимми.
— Есть вопросы, Джимми?
Как бальзамом на душу. Есть ли, сука, у меня вопросы… Трошки и вагон.
Глава 5
Секунду помолчали. Я собирался мыслями, Семен Абрамович терпеливо ждал. Трудно расставить приоритеты, когда ты в жопе. С чего начать, с какой оборванной ниточки понимания?
Крысолов решил помочь:
— Встречал как-то новеньких… Перекинулись парой слов, то се… Первый вопрос всегда одинаков — что случилось?
— Не… Удивлю дед… Новенькие подразумевают стареньких и мне непонятно — катаклизм, чего, случился по частям? Старенькие залетели в понедельник, а новенькие в следующий четверг? Разом на всех не хватило?
Мужичок шумно отхлебнул и заерзал на тахте, устраиваясь поудобнее. Реально любил тему…
— Есть догадки…Не против, если я расскажу, как сам привык? Понимаешь, человек такое существо — падок до стройной причинно-следственной связи. Иначе хана, что-то рушится в мозгах. Если все пошло по жопе, то все знают почему… и вроде происходит само собой. Ты подыхаешь и точно знаешь, кого благодарить. Виноват сучий вирус, виновата залетная комета, тектоника сошла с ума, война забрала свое и ты с зубовным скрежетом, харкая кровью, шепчешь «бл…ие пришельцы». Тебе обидно, ты не понимаешь за что именно тебя, но ты, сука, точно знаешь, что…
Лев Абрамович о наболевшем. Ощутимо — размышлял, анализировал, искал понимающие уши. Даже кружку отставил, с напором глядючи на меня пристрастного. А в моих извилинах жирным курсивом — только не закрывай фонтан. Делись и просветляй.
— Мир сломался, Джимми. Как стеклянный шарик треснул на осколки и посыпался.
— Куда? — подкинул вводную.
Крысолов развел руками и исчерпывающе ответил:
— Сюда. Никто тебе не ответит в какую ямку все ссыпалось и почему мир сломался. Это просто произошло. Я работал в НИИ Сереброва лаборантом, улизнул покурить, а через минуту кувыркался среди завалов. — Мужчина щелкнул пальцами. — Вот так.
— Причина есть. — Я изучил суетливые пальцы собеседника. Он редко моется нечестивец… Мозги крутанули в холостую. Надо собраться.
— Разумеется, — твердо кивнул старик. — Любой яйцеголовый это подтвердит.
— И какая?
Крысолов заговорщицки наклонился ко мне и подмигнул:
— Физика.
— Сейчас пошутил что ли? — Я недоверчиво прищурился. Кладезь оказался с гнильцой…
— Недобрый у тебя глаз… я пожил, знаю. — Старик вновь уткнулся в кружку. Забулькал. — Охолони. Говорю же, никто не знает. Но осколки сыплются до сих пор, каждый осколок — зона, огражденная барьером. Старики кличут барьер ширмой. Когда возникает новый осколок, ощутимо потрясывает. И нам мусорщикам сигнал — прибыл свежачок, успей поймать удачу.
Я
— Мародерствуете? — спросил походя, не отвлекаясь от мыслей.
— Ищем в ширмах щелки, ползаем… Но на свежачок лучше не сбегаться — выждать пока устаканится.
— И большой временной разброс с осколками?
— Белка, как и ее семья, родились здесь, мой срок близится к двадцати годам. Никакой закономерности, это тупик, Джимми… Знаешь как обидно, не знать… — Старик потер руки. А Крыса чего-то затихла, если до сих пор присутствовала в соседнем вагончике. Но пока не до нее.
— Выживших много?
Крысолов ответил осторожно:
— Хватает. Сам понимаешь, выживает разное…
— Темнишь, ну да хрен с тобой… Расскажи о био? Ценится местными?
— У тебя вопросы новичка. Но как? Ведь не трясло… — Старичок чутка замкнулся. — Уже года три тихо… Даже если далеко жахнуло, чувствуется… Врешь? — с надеждой спросил он. — Ты походишь на пилигрима, только с башкой чего-то не того…
Версия примитивная, но простота чаще вывозит, как говаривал инструктор номер три, редкостный ублюдок.
— Очнулся в соседней зоне…
— Это какой? — мгновенно заинтересовался дед.
— Там сухо, — вспомнил записку Хмари. Немного надавил голосом: — Расскажи о био.
— Пилигрим, точно пилигрим… бродяжка, но крепкий, да… — Семен Абрамович заглянул на дно сколотой чашки с истертым рисунком. Поднялся, сходил до запасов, складированных в импровизированной кухоньке, и вернулся с двумя банками фасоли. — Держи за разговор.
Получив в довесок сломанную вилку, молча приступил к еде. Но вопрос во взгляде не снял. За протеин, конечно, спасибо, но мозг требовал иной пищи…
— О био, да… Это адхара, некоторые кличут осколком, искрой, но торговцы зовут адхарой. Сам слышал о пяти осколках — гео, акве, аэро, пиро и био. Встречал акву, но чаще био… Могу предположить некий элементный синтез, если понимаешь, о чем я. Проше объяснить о био… Знаешь откуда берутся сухие? Это выжившие, био которых иссяк. Сперва все просто — голод, жажда, которые можно утолить, и это поможет продержаться, но постепенно приступы становятся сильнее, а запасов меньше… Лопай фасоль, Джимми, не смотри так. Био иссыхает, и мозги коротит. Напрочь. На тропу выходит тварь, которая тянется к живому, чтобы пожрать… Если пожрет, био чутка оживет, но в мозгах уже плесень, да.
— Поднял био с трупа сухого, — разбавил монолог. — Зашло на ура.
— Био ходовой товар. Можно набить с сухостоя, можно найти в развалах. Крупный био — это живая фортуна. Как рай среди говна. Мусорщикам иногда везет, но чаще — Охотникам. Ломают сухих, сбывают торговцам, но и нам кой-чего перепадает. Помашешь туалетной бумагой и отбоя нет… Жаль дохнут часто охотнички…
— Другие адхары?
— Штучный товар. И конкуренция, сука, большая… Но о практическом применении слышал мало, так — сказки… Говорят могут обратить людей, если свезет. Пилигримы болтали, но они же шизанутые изначально…