Плацдарм
Шрифт:
Все же он успел нажать на спусковой крючок, и пули, вырывая клочки мяса с шерстью, злобными шершнями стали впиваться в тварь. Однако остановить прыжок были уже не в силах.
Удар…
И адская боль в груди и ниже поясницы…
Потом он с трудом выбрался из-под тела страховидного хищника неизвестной породы, кое-как себя перевязал и побрел дальше.
Последнее, что помнил, это как шел, видя сквозь красный туман человеческую фигуру у почти угасшего костра.
Он притормозил, пытаясь опереться спиной о ствол, и тут его правая нога неловко скользнула по предательскому камню. Все тело Толи
Боец сполз на землю и отер тыльной стороной ладони липкий холодный пот, выступивший на лбу. Его ребро было сломано ударом лапы твари, и обломок, сдвинутый неловким движением, впился в плоть. Боль ослепила парня и лишила всякого интереса к происходящему…
Горы Летящего Льва. Рейдовая группа сил самообороны города Октябрьск/Тхан-Такх
— Боброва к командиру! — донеслось по цепочке снизу.
Он поспешил к самой нижней террасе. Подойдя к импровизированному командному пункту, отметил про себя, что Анохин как-то вдруг постарел и осунулся. Видя, что его прибытие не осталось незамеченным, старший лейтенант, усевшись на камень, принялся внимательно наблюдать за раскинувшейся под ними долиной, почти сплошь покрытой «зеленкой», и терпеливо ждать распоряжений.
Недавний камнепад сделал дорогу совершенно непроходимой для боевых машин пехоты, и это значило, что они здесь застрянут на неопределенное время.
Слушая реплики офицеров-однополчан, Глеб про себя думал, что они оказались в полной, что называется, заднице.
Рейд, обещавший решение если не всех, то половины проблем (пути снабжения, продовольствие, руда и сырье, плюс отодвинутые аж на тысячу кэмэ рубежи обороны), не дал ни хрена.
Погибшие и пропавшие без вести ребята, каждый из которых, что называется, на счету, угробленные бронеединицы, расстрелянные боеприпасы — без малого пятая часть запасов Октябрьска, сожженные без толку полторы сотни тонн горючего — почти весь накопленный за годы неприкосновенный запас.
Причем вполне возможно, что топлива не хватит на возвращение, и тогда придется становиться лагерем и вызывать помощь по радио.
А главное, аборигены, как выяснилось, вполне способны их победить. Пусть и не разгромить, не разбить, а просто отогнать, вытеснить прочь из своего ареала. И это весьма и весьма нехорошо.
Почувствовал, как спазмом сдавило горло и предательски защипало глаза. Он зло стиснул зубы. Нельзя поддаваться эмоциям!
— Вот что, Глеб, впереди у нас по карте селение. — Капитан глянул на грубо раскрашенную карту. — То ли Берек, то ли Бурек. Надо бы его проверить. Понимаю, что на ночь глядя идти не особо хочется, но надо. Возможно, мы застряли тут надолго…
Глеб понимающе кивнул.
— Если что, лучше обосноваться за какими-никакими, но стенами, и
Душу кольнуло нехорошее предчувствие, но он его отогнал. Впереди ждал кишлак и долгий-долгий подъем на гору, в то место, где предстоит провести больше недели, а за это время многое может произойти. Если так болезненно реагировать на чью-то оплошность, то никаких нервов не хватит.
Долина жила своей жизнью и выглядела совершенно мирной. Ничего подозрительного.
Да и что можно рассмотреть среди сплошного зеленого моря кустов и деревьев?
Шли довольно быстро, тем не менее не теряя бдительности и выдерживая интервалы, — как в Афганистане. Не из-за противопехотных мин, конечно, каких тут, по-видимому, не заведется в ближайшее тысячелетие, а чтобы лучники не смогли накрыть тучей стрел весь строй разом. Особенности здешней тактики. Дерутся сомкнутым плотным строем, им же обычно и передвигаются, чтобы потратить минимум времени на составление «черепахи» или «клина».
Тем самым хорошие лучники или арбалетчик получали возможность положить сразу целую кучу народа, но иначе не выходило — растянутую шеренгу, которой двигались земляне, нормальный здешний правильный строй (которому, по правде говоря, далеко до знаменитой греческой фаланги) сомнет в минуту. «Если, разумеется, огонь трех десятков автоматов даст им такой шанс», — не без ехидства подумал Глеб.
Он не чувствовал усталости, и дыхание его было ровным. Рюкзак плотно прилегал к спине, ремни автомата и радиостанции он подогнал таким образом, что последние ходьбе почти не мешали.
Да где же этот чертов кишлак, будь он неладен?
Как бы подслушав его мысли, из-за очередного поворота открылся вид на небольшое горное селение. Саклей этак десятка на два.
Сложенные из грубо отесанных камней домишки, крытые камышом, лепились прямо к скалам. Расположены они были на нешироких террасах-уступах, отчего возникала иллюзия, будто перед тобой привычные глазу и родные до боли земные многоэтажки.
— Ничего так микрорайончик, а, парни? — обернулся к разведчикам Глеб.
Все, даже ташкентец Умаров, заулыбались.
— Но что-то не вижу гостеприимного местного населения, ликующего по поводу избавления от душманов, — озадачился Бобров.
И впрямь неладно. Ни одной живой души не видать. Даже козы или драной кошки.
— Вымерли они тут все, что ли? — высказал предположение сержант Михеев.
Вот так ляпнешь чего, не подумав, а оно Богу в уши. Когда разведчики вошли в кишлак, то поняли, что встречать их с ликованием некому. Все вокруг было завалено трупами. И дворы, и сакли, и арык. Мужскими и женскими, детскими и стариковскими. Изуверы не пощадили даже домашнюю живность.
Конечно, после Римира удивить чем-то подобным землян уже было нельзя. И все-таки к таким картинам невозможно привыкнуть.
Возле арыка в землю было вбито копье, на которое бандиты накололи, будто тыкву на вертел, отрезанную человеческую голову. Еще совсем недавно она принадлежала благообразному и основательному мужчине лет пятидесяти. Возможно, бею кишлака. Длинные с проседью волосы, слипшиеся от крови. Такие же длинные и окровавленные усы, аккуратно подстриженная бородка. Рот, раскрытый в немом крике. Зажмуренные глаза.