Плацдарм

Недозор Игорь

Старший из них, козырнув командиру, начал что-то говорить на языке чужинцев, который Камру особо не дался.

Он лишь понял, что девушка хочет что-то сказать, но не Серхо, а именно тысячнику.

— Это Лафтари, моя младшая жена, — не преминул известить Куййу. — Я хотел бы получить ее назад нетронутой, по обычаям Степи, как почетный пленник…

— Он лжет, господин, — поклонилась красотка Камру. — Я была его рабыней, а младшей женой я была в гареме самого Ундораргира, пока он не выкинул меня вон без вины… Меня должны были отдать в обоз, чтобы мной пользовались погонщики, но, на счастье, я приглянулась этому жирному животному…

— Неблагодарная

сука! — возопил Куййу и дернулся так, что чуть не опрокинул ярмо, к которому был привязан. — Да если б не я…

— Тебе не давали слова! — рявкнул на него тысячник. — И ты пока что не почетный пленник. Что с тобой делать, я еще не решил.

— Говори, бике, — мягко продолжил он. — Говори и ничего не бойся, против воли тебя не отдадут ни этому… — он пропустил нелестный эпитет, — ни вообще кому-либо.

А про себя подумал, что наложница самого Владыки Окоема добыча, которая сама по себе окупила этот рейд наполовину. Потому как в гаремах и альковах знают часто больше, чем в тайных канцеляриях, а облеченные властью выбалтывают своим девкам, размякнув после ночи любви, такое, что не доверяют бумаге и пергаменту.

— Я… я расскажу все, но сперва самое главное, — торопливо затараторила девушка. — Он, — пальчик ее ткнулся в бледнеющего Куййу, — не сказал про колдунов. Про слуг Подземного Хана… А они последние шесть дней пути сюда шли вместе с нами. И с ними обоз и много воинов, но еще больше рабов, может быть, три сотни или даже больше, ехали в телегах. И я слы…

— Ты, кажется, обещал говорить правду? — обернулся к Куййу Камр, жестом приказав Лафтари умолкнуть.

— Тысячник, а при чем тут слуги Серого Хозяина? — набычился Куййу, назвав темного бога редким и почти не употреблявшимся в Степи именем. — Я стараюсь держаться от них подальше, чего и тебе советую. Их, поговаривают, опасается даже Владыка Окоема, иначе с чего ему им так благоволить? Они вроде собрались тут строить свой храм. Как раз самое подходящее место…

— Ладно… я тебе поверю… пока! Продолжай, — обратился он к девушке.

Лафтари некоторое время стояла, судорожно сглатывая слюну.

— Он, может, и не знает, — фыркнула она в сторону своего бывшего господина. — Но я слышала их разговор — двух старших. Они говорили между собой по-тханидски, а это язык моей матери… Тысячник, они везут людей, чтобы неподалеку отсюда в каком-то древнем капище принести их в жертву и напитать своего бога их кровью!

— Она права, вождь! — в юрту без зова и слов вошел Г'иййягин, второй из шаманов их экспедиции, пришедший откуда-то из восточных земель, чтобы воевать с Ундораргиром. — Я ощущаю, что меньше чем в двух часах отсюда творится темная волшба… — И прежде чем Камр ухватил за хвост смутную бесформенную мысль, добавил: — Арсаардар, подумай вот о чем. До них уже должны были добежать первые беглецы, но они не прекратили творить свое волшебство. Значит, оно для них чем-то важно, а все, что хорошо Ундораргиру и его холопам, плохо для нас!

— Г'иййягин. — Камр посмотрел на главного отрядного чародея.

— Да, повелитель? — Парень вежливо склонил голову.

— Похоже, настал час тебе поработать хорошенько. Поговори с этой девушкой, нам предстоит встреча с черным колдовством.

Лицо шамана озарилось радостью, и он ответил:

— Рад, что могу быть полезным…

— Иди! А вы, — обратился он к подчиненным, — поднимайте людей…

Атака почему-то не удержалась в памяти Адая, а может быть, последующее

отбило память. Он лишь помнил, что лагерь колдунов появился словно бы из-под земли. Исчез под натиском чар Г'иййягина скрывавший его морок, отводивший глаза. И они обрушились на ничего не подозревающего врага, как зимний буран на отару пугливых овец.

— Хайда! — выкрикнул он, и всадники выпустили ливень стрел на растерянных врагов.

— Круши! Режь! Убивай! — поднимая Ярдо на дыбы и вздевая над головой клинок, заорал он.

Всадники пронеслись между шатрами и кибитками, в которых жили чародеи. Слева и справа наперерез кидались шаркааны, свистели стрелы, но их было не остановить.

Бой вынес его в центр лагеря слуг Подземного.

И в доли секунды чутьем опытного воина Камр Адай понял: вот она, цель.

Не обманула девчонка…

Большой иссиня-черный камень в центре утоптанного круга… Кровь, залившая все вокруг. Слуги Подземного Хана толпой… Другая толпа неподалеку — людей, связанных, как бараны на продажу…

Выложенные в ряд те, чья кровь сейчас впитывается в землю…

Жрецы-колдуны не испугались, казалось, ворвавшихся в их капище врагов, а затянули какой-то рваный речитатив, слышный даже через грохот боя.

И тысячник ощутил, как все изменилось. Точнее, первыми это ощутили лошади, животные по природе острее человека чувствуют незримую опасность. Выученные боевые скакуны, привыкшие не бояться ни рева и грохота битвы, ни стали, ни огня, терпеть боль и голод, а главное, привыкшие к безусловному послушанию всаднику, вдруг перестали подчиняться узде и шенкелям, а некоторые понесли, обуянные ужасом, били копытами, исходили пеной.

Сквозь истошное ржание и зловещий речитатив послышались иные звуки, не то уханье какого-то чудовища, не то вой урагана. И люди ощутили дуновение чистого, истинного зла, истекающего из самых глубин Тьмы…

«Пропали, кажись!»

С трудом удерживая пляшущего конька, Адай оглянулся и увидел бегущего к ним человека, он с трудом уворачивался от мечущихся скакунов. И через секунду узнал его — это был боец из полусотни Серхо. С ним не было его скорострельного огнебоя, но зато на плече он тащил какую-то дикого вида зеленую трубу.

Вот он присел на колено и направил трубу прямо на стоящего у черного алтаря старца с длинной белой бородой и в оранжевом балахоне.

Воющая дымная звезда пронеслась над головами всадников и ударила в толпу магов, расшвыряв их дымным пламенем и грохотом.

В тот же самый миг на месте алтаря вспыхнул яркий огонь, но не рыжий или алый, каким ему положено быть, а мертвенно-лиловый. Завившись смерчем, он взметнул свои длинные языки ввысь, расширяясь и втягивая в себя всех стоящих вокруг.

И только теперь Адаю стало страшно, ибо в этом вихре он увидел чудовищную фигуру, лишь отдаленно напоминавшую человека.

Она была в высоту не меньше трех человеческих ростов, а свирепое лицо, или скорее морда, была подлинно нелюдской… Уродливый горбатый нос с широкими вывернутыми ноздрями, узкие и длинные косые глаза, щель безгубого рта и торчащие оттуда острые клыки…

Тем временем лиловый костер резко и неожиданно схлопнулся сам в себя. Раздался громовой удар, как если бы сотня граххаров выпалили над его ухом, и что-то упругое врезалось в грудь Адаю. Лошади и люди, все, кто находился в этот момент перед алтарем, попадали наземь. Оторванная голова какого-то жреца, подобно ядру из баллисты, пронеслась над полем сражения и покатилась под ноги его коню…