Плач Агриопы
Шрифт:
– Прошу присаживаться! Извините, что лично не встретил вас снаружи. — Голос раздался сразу со всех сторон, но вертеть головой в поисках говорившего — не пришлось: к столу, как будто материализовавшись из света, шагнул невысокий седовласый мужчина. Он казался совершенно неуместным в этом странном месте: невысокий, с крупными залысинами, с чуть полноватым лицом. Одетый в синюю рубашку и мятые брюки. Измятость последних не бросалась бы в глаза так явно, если б не стрелки, — когда-то прочерченные на ткани с добросовестностью, а потом «затёртые» многочленными промятиями и неровностями. Так случается, когда поспишь, не раздеваясь. Чумоборцы, включая Третьякова, — вроде бы «своего» здесь — и после приглашения, продолжали мяться у входа. Вероятно, по этой причине хозяин посчитал нужным обратиться к
– Павел Глухов. Добро пожаловать, — он протянул руку, и управдом пожал её. Рука, не в пример внешнему облику хозяина, оказалась жёсткой и сильной. — Рад, что знаком теперь с вами. Мужественный человек в наши дни — большая редкость. И — примите соболезнования по поводу кончины вашей супруги.
Седовласый обернулся к Людвигу.
– И вас приветствую, Людвиг Нойнманн. У вас потрясающее прошлое: горькое, но потрясающее. Удивительный факт: оно не подтверждается почти ни чем, кроме ваших собственных слов. Можно сказать: вся ваша жизнь прошла без алиби. И фамилия ваша — Нойнманн: «новый человек», в переводе с немецкого…. Ведь верно? Думаю, эта фамилия подходит вам, как нельзя лучше.
Латинист нахмурился. Казалось, он вот-вот даст седовласому отповедь, но этого так и не случилось.
– Мотылёк… Бедовая голова… — Мужчина приблизился к Третьякову. — Давно не виделись. Живи долго — тебе не помешает!
Он пожал руку «арийцу», после такого странного приветствия, с каким-то тайным подтекстом, смыслом, — пожал по-особому, — не то торжественно, не то жалко. А потом вдруг притянул Третьякова к себе и обнял: точь в точь старик-отец, встретивший на пороге дома блудного сына. И так же порывисто оттолкнул его от себя. А затем сделал ещё один шаг, обогнул Третьякова, который, из прибывших, стоял дальше всех от стола, ближе всех к двери. Словно там было ещё что-то — ещё кто-то, с кем не состоялось знакомства.
– Валентин Матвеевич Лазской, — задумчиво протянул хозяин. — Электромонтёр. Проблемы с алкоголем. Проблемы с коммуникацией в обществе. Скажу честно: я ни минуты не верю, что вы — это вы.
Туда, куда смотрел седовласый, обернулись все. И все — моментально. И все — в изумлении.
Ближе всех прочих к раздвижным панелям входа обнаружился не Третьяков — богомол. Авран-мучитель. Инквизитор.
– Вы видите его? — брякнул Павел, не подумав.
– Конечно, — кивнул седовласый. — И рад приветствовать.
– Но как?.. — управдом начал — и смешался: он совсем не хотел объяснять причин, по которым люди не замечают богомола.
– Разоблачение оптического обмана, — ухмыльнулся хозяин. — Эта комната — как лаборатория фокусника наоборот. В той создаются иллюзии, а здесь — разрушаются. Вообще, она не входит в стандартный набор помещений для штабных мобильных модулей, но в этот модуль я попросил её установить.
– Здесь подавляются паранормальные способности? — с неожиданной серьёзностью поинтересовался Людвиг. — Вудуисты впустую будут резать здесь кур, а медиумы — призывать усопших?
– Что-то в этом роде, — с одобрением подтвердил седовласый. — Но ничего фатального: никакой экстрасенсорной кастрации, проще говоря. Как только человек, со своим маленьким секретом, уходит отсюда, — этот секрет снова начинает приносить ему дивиденды. Всё просто. Ну так что, присядем, поговорим?
– У вас странная манера завязывать знакомство, — Павел выдержал холодный взгляд хозяина. — Вы рассказываете собеседнику о нём самом, но не считаете нужным поведать о себе. Хотя бы назовите ваше имя.
– Моё имя, — седовласый поскрёб пятернёй затылок — так по-бюргерски, так по-простецки, что показался в эту секунду доминошником-пенсионером. — Видите ли, какая закавыка… Я пообещал вам многое, в обмен на одну лишь, вот эту, встречу. Но все мои обещания остаются в силе, покуда вы не знаете моего имени.
– А если вы мне его назовёте — меня, конечно же, придётся ликвидировать? — спросил управдом, с наигранным мелодраматизмом.
– Ну отчего же — ликвидировать, — пожал плечами седовласый. — Просто тогда вам придётся работать на меня. Это, кстати, временами — чрезвычайно выгодно. Как это говорится: предоставляем расширенную страховку, покрывающую услуги стоматолога. Но, мне кажется, вы не
– И это всё? — Павел, наконец, рискнул присесть на зыбкий световой куб и с удивлением ощутил его материальность. Больше того: сидеть было удобно, как будто на хорошо набитом, обтянутом дорогой кожей, стуле. — Это всё, что вам нужно? Вам не жалко времени на мистическую историю, каких печатают сотни в жёлтой прессе?
– Я умею довольствоваться малым. — Лицо седовласого сделалось каменным, грозным. Под маской добродушия просверкнул холодный, «породистый», гнев. — Вам же наплевать на жизнь, верно? На жизнь — в широком смысле этого слова. Вам же безразлично, что несёт эпидемия городу и миру — urbi еt orbi, как выразился бы римский понтифик. И вы не единственные равнодушные. Знаете, почему я уверен, что конец света — наступил, и наша цивилизация доживает своё в тупике времён? Да потому что Сатана — князь лжи. Понимаете? Его задача — погрузить мир в эту ложь, приучить людей не воротить от неё нос. И ему не нужны служители. Он не даст ничего за хорошую службу. Он наградит сатанистов ложью точно так же, как и праведников, поскольку ложь — единственная звонкая монета, которой он располагает, которую сам чеканит. Политика, реклама, мораль, медицина, семья — всё лживо. Цинично. Лицемерно. И вы, желая спасти дочь, даже не подозреваете, что лжёте: ваша дочь — часть мира, в котором живёт. Противопоставляя их друг другу, вы губите обоих.
– Неужели всё настолько плохо, что вы хватаетесь за соломинку? — Павел поёжился; от слов седовласого — вроде бы обычной высокопарной болтовни — веяло холодом, сводило зубы, как от ключевой родниковой воды. — Есть же эпидемиологи, — военные, на худой конец. Вылечите Босфорский грипп, или изолируйте больных. Неужели вы всерьёз верите в серебряные пули и видения? Кстати, изготовитель серебряных пуль — арестован. Вам известно об этом? Вы уже вытащили его из ментовки?
– Я знаю об этой проблеме, — ответил хозяин. — Полиция не арестовывала человека, по имени Владлен Струве — вы ведь его имеете в виду? В полицейской базе он до сих пор числится пропавшим без вести. Но я буду действовать без него. И без вас. И без любого из вашей случайной команды. Вот с ним. — Седовласый кивнул на Третьякова. А тот промолчал.
– Это правда? — Безмерно удивлённый, Павел перевёл взгляд на «арийца»: на циника, высокомера, немного сноба «арийца». — Ты собираешься остаться с ними? Ты ввяжешься в эту безнадёжную войну?
– Да, — Третьяков коротко кивнул. — Я так решил.
– Вы спрашивали: стоит ли хвататься за соломинку? — Овод взял слово. — Знаете… — он задумался, — у меня есть определённые возможности. Я пока счастливец: могу не выбирать лучшее или худшее из зол. Меня хватит на всё. Если появится вакцина — я сделаю так, чтобы люди получили её как можно быстрее. Если понадобится сжечь полгорода ради того, чтобы жила другая половина — я сделаю и это. Но сейчас не пришло ещё время ни для вакцины, ни для огня. А вот для историй, вроде вашей, — в самый раз. Я осознаю, что буду паршивым учеником. У меня не будет пули и пороха, чтобы убить болезнь. Но я отыщу обломки вашего чудесного оружия, мои люди проведут химическую экспертизу ствола. Возможно, изобретут какую-нибудь формулу, которая позволит выплавить пулю и изготовить порох, близкие к оригиналу. В конце концов, реставрацию никто не отменял. Если уничтожен подлинник — ему на смену идёт копия. Может, не самая удачная, но всё же лучше, чем ничего. Вы скажете: и обломков ружья — нет. Ладно: возьмём фотографии, описания. Будем делать хоть что-то. Экспериментировать. И молиться…