Плачь, Маргарита
Шрифт:
Все были в восторге. Раздав рисунки, Гитлер вручил последний Лею и сказал, что видел эти глаза, но не выдаст их тайны…
Между тем музыканты оркестра, тоже возбужденные игрою Лея, заиграли захватывающий, таинственный рождественский «Вальс цветов» из балета Петра Чайковского, и эта музыка образовала изящный мостик, по которому дамы перешли к тому, чего давно ожидали, — к танцам.
Сегодня дамы сами пожелали выбирать себе партнеров, и первый шаг сделала направляемая мужем Герда Борман, пригласив Фридриха Гесса, Ангелика тотчас выбрала Рудольфа, Грета — Бормана, Магда Геббельс — Альбрехта
— Не думаю, что твоя игривая графика соответствует образу… — начал было Рудольф.
— Но я же не стану выставлять этого в Салоне!
— И все-таки…
— Как ты мне надоел, — прошипел Адольф. — Еще одно слово, и я влезу на стол и начну отбивать чечетку. К твоему сведению, я это неплохо делаю.
«Фюрер не должен пить вина. На столе перед ним может стоять лишь бутылка минеральной», — решил про себя Рудольф.
В гостиной горели свечи. Мужчины тихо беседовали, пили коктейли и кофе; слышался их довольный, самоуверенный смех.
Среди дам Рудольф не обнаружил Маргариты и потихоньку спросил о ней отца.
— Мама увела ее, — отвечал Фридрих. — Девчонка позволяет себе… немыслимые вещи. Никогда бы не подумал, что моя дочь…
Отец был очень расстроен, и Рудольф отправился наверх.
Грета сидела в спальне, на кровати. Мать поила ее с ложечки. Увидав сына, она быстро встала и вывела его за дверь.
— Не говори ей сейчас ничего, дорогой. С молодыми всякое случается. Не станем сразу осуждать. Лучше пожалеть глупую девочку…
Глупая девочка, выйдя из-за стола, умудрилась незаметно проглотить шесть рюмок коньяка. Мать и отец были слишком заняты гостями, брат отсутствовал, а всегда внимательная Эльза сделалась рассеянной в последние дни. Состояние Греты правильно оценила лишь Магда и потихоньку сказала о том фрау Гесс. Заметив отсутствие жены и дочери, обеспокоенный Фридрих пошел взглянуть, не почувствовала ли себя плохо его супруга, и обнаружил хохочущую и плачущую пьяную дочь.
— Зачем она это сделала, мама? — спросил потрясенный Рудольф. — Она хотя бы как-то объясняет?
— Она сказала, что хотела пережить это состояние, понять, что в нем.
Отстранив мать, Рудольф вошел в спальню, взял сестру за плечи, повернул к себе.
— Ты хотела понять?.. Что? Может быть, то, как с осколком в виске сажают подбитый самолет на ночное поле? Или то, как стоят лицом к лицу с разъяренной, взбесившейся толпой, учуявшей запах пролитой крови? Или то, как выбираются из пропасти, таща за собою обессилевшего друга? Это ты хотела пережить?!
Вернувшись
— Мама, ты что-нибудь заметила? — осторожно спросил он мать.
— Конечно, милый. Наша девочка влюбилась.
— И что ты думаешь?
— Я думаю… нельзя этого трогать. Здесь все решают двое и Бог. Но если ты спрашиваешь… Сначала я посчитала, что Роберт слишком сложен для нее. Но теперь я вижу, как растет ее чувство, как углубляется страдание, как она взрослеет на глазах. Здесь самое важное — как поведет себя он.
Мы уже говорили, — признался Рудольф. — Я верю Роберту, как себе. Ты даже не представляешь, что он чувствует… Для него Грета не просто влюбленная дурочка, каких у него легион; она часть нашей дружбы. Ему сейчас очень тяжело.
— Я думаю, Руди, все решит сила его собственного чувства… Будем смотреть правде в глаза.
За окнами уже трещали фейерверки, взмывали и лопались ракеты, поливая двор и сад разноцветным дождем из искр. На сплетающихся ветвях двух гигантских старых буков, точно вися в воздухе, горели сотканные из электрических лампочек пять букв — НСДАП. Развернутые в сторону фасада дома и расположенных за ним деревень, они были видны издалека.
Немногие знающие грамоту крестьяне прочли их в эту ночь впервые.
Весь следующий день поместье Гессов Рейхольдсгрюн представляло собою сказочное сонное царство, периодически навещаемое злыми духами. У Лея поднялась температура. Геббельс около полудня проснулся с отчаянными воплями. Магде, привыкшей к ночным кошмарам мужа, он сказал, что на этот раз ему приснился жуткий сон про детей, которых у них еще не было. Геринг почти час во сне рыдал в подушку, и Карин пришлось переменить наволочки; а Гиммлер до полудня вообще не мог уснуть, и Маргарет попросила для него снотворное.
«Когда мы собираемся в одном месте, нужно держать наготове роту врачей с мешком лекарств. Казалось бы, нервы у всех стальные, но стоит немного расслабиться, как начинает твориться черт знает что!» — мрачно шутил Рудольф.
Утешали его лишь крепко спящие Борман и Адольф, который — это все заметили — у Гессов совершенно успокоился.
Пока мужчины таким образом приходили в себя, дамы не скучали. Хозяин предложил устроить «дамскую» охоту на белок, и они с радостью согласились, но когда он принес дробовики, Ангелика искренне удивилась: — Разве мы станем по ним стрелять? В глазах Фрица Гесса появился закономерный вопрос — а что еще делают на охоте? — на что девушка, смутившись, не сразу, но твердо сказала, что думала поохотиться, так сказать, в переносном смысле.
На следующее утро лучшая половина общества собиралась на беличью охоту.
К дамам присоединились и все проснувшиеся мужчины, которые, в свою очередь, готовились к завтрашней большой охоте на кабана, знаменитого в окрестностях Рейхольдсгрюна самца-альбиноса, и не прочь были поразмяться. Можно вообразить себе физиономию Геринга, в лесу узнавшего, что с ними нет ни одного ружья — он-то был уверен, что первоклассные дробовики Фрица Гесса едут за ними в санях Но Фридрих развел руками: «Желание дам!»