Плач смерти
Шрифт:
Дриады, желающие вернуть мою душу из Забвения, балансирующую между жизнью и смертью, не заметили, как в распахнутое окно влетел темный сгусток магии. Любое существо могло благословить каждого родившегося ребенка, но только в том случае, если он сделает первый вздох и закричит. Наяды, которых позвали родители перед родами, стояли в углу комнаты, сложив руки на груди и раздраженно цокая.
– Вы не спасете мальчишку своей грязной магией.
Голос одной из наяд напоминал бурлящий водопад. Она вскинула полный презрения взгляд на дриад, которые, опешив, перестали колдовать над моим посиневшим телом.
– И
– Отдайте нам дитя.
Тем временем темный сгусток магии, который медленно скользил по телу, юркнул в мой раскрытый детский рот. Пока дриады и наяды сверлили друг друга ненавидящими взглядами, детский крик наконец рассек тишину.
Отец, вскинув голову, с застывшим ужасом на лице произнес:
– Дьявол… дьявол… дитя порока и тьмы…
В подтверждение его слов из моей головы начали появляться остроконечные рога, за спиной распахнулись перепончатые крылья, чуть подрагивая в такт хаотичным движениям. Крик, заполонивший комнату, до сих пор отголосками прошлого звучит в голове.
Когда родители узнали, что у них родился дьявол, они отреклись от меня, отослали в один из дворцов, погибающих в болотистой трясине. Мать, умоляя отца этого не делать, падала на колени и ревела, глядя, как дитя увозят. Ее возлюбленный, словно каменное изваяние, распахивал белоснежные крылья и преграждал женщине путь каждый раз, когда она пыталась дотянуться до меня, спрятать, оставить рядом. Для того чтобы сослать сына в неизвестность, им потребовалось десять лет.
Уже три года я жил отшельником вдали от родителей, но разъедающее чувство обиды и горечи не покидало душу.
С самого детства твердили, что я – дитя порока и тьмы, что мне уготованы страшные испытания и муки на предсмертном одре. Но из раза в раз я задавался вопросом – что такого мог сделать десятилетний ребенок, существовавший все эти годы затворником, чтобы родной отец ненавидел его?
Мои родители были ангелами – душами умерших богов, вымолившими у Смерти второй шанс. Хлоя смилостивилась и даровала им жизнь, но в обмен они пожертвовали всеми воспоминаниями, которые хранили их разум и сердце. Лишь любовь осталась в их душах и помогла найти друг друга на земле. Родители испытывали то самое чувство, которое не было подвластно дьяволу: он мог управлять лишь пороками и желаниями смертных и чудовищ.
Что такое любовь? Я пытался найти ответ, но из раза в раз натыкался на непроходимую стену, которая омрачала сердце. И лишь в тот вечер, когда сбежал из дворца, смог получить ответы на свои вопросы.
Родителям все равно. Им было все равно, когда проснулся мой дар, было все равно, когда я впервые опробовал силу, убив стаю Стимфалийских птиц. За несколько дней до случившегося я узнал, что родители ждут ребенка. Девочку-ангела. Астарту. Чувство радости, которое испытал сначала, сменилось на презрение и ненависть, но не к новорожденной сестре, а к тем, кто бросил меня. Отец, который до этого изредка все-таки мог заговорить со мной, теперь просто игнорировал мои слова, считая порочное дитя пустым местом, не стоящим никакого внимания. Мать оказывала чуть больше внимания, а затем полностью переключилась на сестру, которая улюлюкала и дергала ногами на руках женщины. Родители так были рады рождению дочери, что не заметили, как аура окутывала ее нутро, как голубого оттенка глаза покрывались темной поволокой. Они не чувствовали запаха разложения, исходящего от тела младенца. Белоснежная кожа,
Я не мог смотреть на любовь родителей и сестры, чувствуя себя лишним. С момента рождения сестры я стал изгоем, которому оставались считаные часы, дни, недели до того, как отошлют, словно прокаженного, прочь, чтобы не мешал идиллии, воцарившейся в семье. Отец стал часто поднимать на меня руку, когда я оказывался рядом с сестрой, чтобы почувствовать и попробовать истребить тьму, разрастающуюся в детском теле с каждым днем все сильнее. Мать не возражала мужу, боясь попасть под горячую руку. В такие моменты она лишь брала сестру в свои объятия и уходила из комнаты, неслышно прикрывая дверь.
Но в одну из ночей я услышал детский плач, смешивающийся с хриплым смехом – настолько жутким, что по коже пробежали мурашки. Прислушавшись, понял, что в доме все спали. Я слез с кровати и вышел из комнаты, направившись в покои сестры. Лунный свет сквозь окна освещал темный коридор, на стенах висели гобелены с изображением богов, истребленных во время войны и имена которых приписали к лику святых. Афродита, Дионис, Фемида, Гермес и многие дети Олимпа – все они лишь картинки, застывшие, натянутые на раму полотна с краской, без души. Смерть не дала им шанс на возрождение, посчитав, что они будут нужнее в ее царстве, подобно лучу солнечного света. Я осторожно, но уверенно продолжал идти вперед под пристальными взглядами умерших богов, хотя все тело тряслось от волнения и какого-то ужаса, к которому уже был готов.
Дойдя до комнаты сестры, трясущимися руками обхватил дверную ручку и резко распахнул створку, застыв на пороге. Темная материя, напоминающая волкообразную дымку, нависла над Астартой и питалась ее страхом. Тварь, оскалив прогнившие зубы, с которых стекала темная жидкость, издала лающий смех, когда девочка вновь всхлипнула и попыталась прикрыть глаза маленькими ручками. Мое тело трясло от страха, но я нашел в себе силы и вошел в комнату, споткнувшись об игрушку, чем привлек внимание твари. Она медленно повернула голову в мою сторону и улыбнулась. Пар вырвался из ее ноздрей, обдав комнату запахом смрада и разложения. Острые когтистые лапы вцепились в стену и начали драть краску, которая летела на сестру, хороня под слоем пыли. Тварь издевалась, зная, что я не представляю для нее никакой опасности. Моя магия еще не пробудилась в полную силу. Сестра завозилась и вновь издала протяжный крик, который в этот раз разбудил родителей. Тварь, прижав обезображенную лапу ко рту, приказала молчать и скрылась в распахнутое окно.
Отец вбежал в комнату первый и, увидев, как дочь кричит и пытается отдышаться от клубов пыли, отшвырнул меня в стену и прижал локоть к горлу, перекрыв дыхание. Я пытался ослабить хватку, но он лишь сильнее надавил на кадык, заставив рвано задышать. Мать, вбежавшая следом, вскрикнула и побежала к дочери, разгребая руками засохшую краску со стен.
– Ты пытался убить мою дочь, никчемный демон, – прошипел отец.
– Я б… бы никог… гда не прит… тронулся…
– Врешь! – закричал отец и резко убрал руку от моего горла.
Я рухнул на пол и схватился пальцами за шею, пытаясь сделать глубокий вдох, от которого закашлялся. Затуманенным взглядом наблюдал, как ревущая мать прижимала к себе сестру, всхлипывающую на ее руках и смотрящую на меня темным, почти что озлобленным взглядом, где таилась ненависть всего мира. Я почувствовал в этот момент удар в грудь, болезненно отозвавшийся по всему телу.