Плаха
Шрифт:
Поев, Авдий крепко уснул на тюках с овечьей шерстью, от которых разило жиром и потом. А машина катила по степи, еще сохранившей свежесть после ночного ливня. И этот путь был Авдию на пользу – как выздоровление после болезни.
Проснулся он, когда машина остановилась.
– Приехали. Тебе куда надо? – выйдя из кабины, шофер стоял уже у заднего борта, заглядывая в кузов. – Парень! Ты жив?
– Жив, жив! Спасибо, – отозвался Авдий. – Мы уже и Жалпак-Сазе, выходит?
– Да, на станции. Нам сейчас на склад живсырья, а тебе куда?
– А мне на вокзал. Спасибо еще раз, что выручили. И жене вашей спасибо большое. Слов нет, чтобы вас отблагодарить.
Слезая с кузова с помощью шофера,
– Совсем плохо тебе, бичара. Ты пойди в больницу, – посоветовал Авдию шофер. – Надо палку тебе, тогда легче ходить будет.
До здания вокзала Авдий добирался целых полчаса. Хорошо еще по пути подобрал какой-то обломок доски, приспособил его как костыль под мышкой – так ему легче ковылять.
А над путями, над конструкциями эстакад, прожекторов и грузовых кранов, над проходящими и уходящими составами, над привокзальной площадью, вернее сказать, над всем пристанционным городком в степи гремели по селектору команды, разносились гудки локомотивов, то и дело радиослужба оповещала о прибытии и отбытии пассажирских поездов. После пребывания в глуши Авдий сразу почувствовал кипение жизни. Кругом сновали и спешили озабоченные люди – недаром Жалпак-Саз считался одной из самых крупных узловых станций Туркестана.
Теперь Авдию предстояло решать, как уехать, на каком поезде да и вообще как дальше быть, имея на все про все тридцать пять рублей. А билет в плацкартном вагоне только до Москвы – и то если в кассе будут места – стоит тридцать рублей. А на что жить? Как быть с ногой, ушибами и ссадинами? Обратиться в местную больницу или поскорее уезжать отсюда? Углубившись в свои мысли, Авдий проковылял через станционные помещения, душные и людные. В изодранной одежде, в синяках да еще с этой нелепой доской-горбылем вместо костыля он невольно привлекал внимание – многие на него оглядывались. Уже выйдя на перрон к расписанию поездов, Авдий заметил, что за ним следит милиционер.
– А ну постой, парень! – остановил его милиционер, приближаясь. Раздраженный, строгий взгляд его не предвещал ничего хорошего. – Ты чего здесь делаешь? Кто ты такой?
– Я?
– Да, ты.
– Да вот хочу уехать. Расписание смотрю.
– А документы есть?
– Какие документы?
– Обыкновенные: паспорт, удостоверение личности, справка с места работы.
– Есть, только я, это самое…
– А ну предъяви.
Авдий замялся:
– Понимаете ли, я, это самое, товарищ, товарищ…
– Товарищ лейтенант, – подсказал раздражительный милиционер.
– Так вот, товарищ лейтенант, я должен вам сказать…
– Что ты должен сказать – это мы потом узнаем. Давай документы.
Авдий не сразу достал из кармана комок сырой бесформенной бумаги, что был некогда его паспортом.
– Вот, – протянул он милиционеру. – Это мой паспорт.
– Паспорт! – милиционер презрительно глянул на Авдия. – Ты чего мне голову дуришь? И это паспорт! Бери его назад и пошли проследуем в отделение участка. Там разберемся, кто ты такой.
– Да, я, товарищ лейтенант… – смущаясь своего вида, доски-костыля и быстро собирающихся вокруг случайных зевак, неуверенно заговорил Авдий, – я, понимаете ли, корреспондент газеты.
– Какой ты корреспондент! – возмутился милиционер: уж очень явно и нагло лгал задержанный. – А ну пошли, корреспондент!
Стоящие вокруг зеваки злорадно засмеялись.
– Ишь что придумал – корреспондент он!
– А может, еще министром иностранных дел назовешься?
Пришлось ковылять за раздражительным лейтенантом через зал ожидания. И теперь уже все, кто встречался на пути, оглядывались на Авдия, перешептывались и посмеивались. Когда они проходили мимо одного семейства, расположившегося с вещами на большой деревянной скамейке, до слуха
Маленькая девочка. Мама, мама, смотри, кто это?
Женщина. Ой, детонька, это бандит. Видишь, его поймал дядя милиционер.
Мужской голос. Да какой это бандит? Мелкий жулик, воришка, не больше.
Женский голос. Ой не скажи, Миша. Это он с виду такой жалкий. А попадись ему в темном переулке – прирежет…
Но самая ужасная неожиданность ожидала Авдия Каллистратова впереди. Войдя вслед за лейтенантом и одну из дверей многочисленных привокзальных помещений, он очутился в довольно просторной милицейской комнате с окном, выходящим на площадь. Какой-то младший милицейский чин, сидевший у телефона за столом, при появлении лейтенанта привстал.
– Все в порядке, товарищ лейтенант, – доложил он.
– Садись, Бекбулат. Вот еще один залетный, – кивнув на Авдия, сказал лейтенант. – Видишь, какой красавец! Да еще корреспондент!
Оглядевшись с порога по сторонам, Авдий чуть не вскрикнул – так ошеломило его зрелище, представшее его глазам. В левом углу около входной двери за грубо сваренной из арматурного железа решеткой, поделившем комнату от пола до потолка, сидели, точь-в-точь как звери в зверинце, гонцы – добытчики анаши: Петруха, Ленька, Махач, Коля, двое гонцов-диверсов и еще какие-то ребята – всего человек десять-двенадцать, почти вся команда, за исключением Гришана. Самого среди них нe было.
– Ребята, что с вами? Как же это случилось? – невольно вырвалось у Авдия.
Никто из гонцов не откликнулся. Они даже не шевельнулись. Гонцы сидели в клетке на полу впритык один к другому, очень изменившиеся, отчужденные и мрачные.
– Это не твои ли? – странно усмехнулся раздражительный лейтенант.
– Ну конечно! – заявил Авдий. – Это же мои ребята.
– Вот оно что! – удивился лейтенант, внимательно глянув на Авдия. – Он что, ваш, что ли? – спросил он гонцов.
Никто не отозвался. Все молчали, опустив глаза.
– Эй, вы, я вас спрашиваю! – разозлился лейтенант. – Что молчите? Ну что ж, подождем. Вы у меня еще запляшете, как караси на сковороде, вы меня попомните, когда каждому отвалят по триста семнадцатой статье, вы еще запоете про дальние края. И не надейтесь, что малолетние, мол, что прежде не судились. Это не в счет. Да, да, не в счет. Вы пойманы с поличным! – кивнул он на знакомые Авдию рюкзаки и чемоданы с анашой, разбросанные по полу. Иные из них были открыты, иные порваны, кое-где анаша рассыпалась, и в комнате стоял тяжелый дух степной конопли. На столе возле телефона валялись спичечные коробки и стеклянные баночки с пластилином. – Вы у меня помолчите! Обиделись, видите ли! Вы у меня с поличным попались! – повторил лейтенант, суровея, и голос его зазвенел от гнева. – Вот улики! Вот вещественные доказательства! Вот ваш дурман! – Он стал пинать рюкзаки с анашой. – Из вашей шайки только один мерзавец ускользнул от облавы. Но и он будет сидеть в этом углу за решеткой, мерзавцы вы эдакие. Встать! Кому говорю – встать! Ишь расселись. Стоять и смотреть сюда. Не отводите глаз! Кому велено не отводить глаз! Такие подонки, как вы, стреляли в меня из-под вагонов, и от меня вам пощады не дождаться! Сволочи, сопляки, а уже начинают вооружаться! Что же дальше-то будет! Я ваш враг навек, а я умею бороться. По всем поездам и на всех путях я буду хватать вас, как бешеных собак, вам нигде не укрыться от меня! – в ярости кричал он. – Так я вас спрашиваю, кто он, этот оборванец, выдающий себя за корреспондента? Кто он, этот тип? – И, схватив Авдия за руку, он подтащил его к решетке. – Отвечайте, пока я вас добром спрашиваю? Он ваш?