Пламенный клинок
Шрифт:
«Нас могли бы кормить и получше, если бы захотели, — звучал предательский голос в голове Арена. — Но ведь ясно, что на смену нам явятся другие. Дешевле вымотать узников до предела. Нас именуют заключенными, но приговорены мы к другому. К долгой медленной казни».
Даже в то утро подобные мысли пугали: если услышат Вышний или Железная Длань, не миновать худшего наказания. Обычно он возражал внутреннему голосу, призывал на помощь мудрость наставников и отца, вспоминал выдержки из Деяний Томаса и Товена. Но злость придала Арену упрямства и дерзости, и теперь он осмелился внимать крамоле.
После бани все
Туман помогал ему оставаться незамеченным, пока другие бригады входили и выходили, бранясь и толкаясь, чтобы хоть как-то согреться. За изгородью слышался приглушенный лай костоголовых псов, сторожащих границу узнической половины. Но вдруг всех заставил примолкнуть жуткий вопль, донесшийся с гор, крик отчаяния, от которого у Арена побежали мурашки. Ему вспомнились рассказы Кейда о существах, населяющих забытые места, где Разрыв сужается и Страна Теней подступает ближе. Но теперь он не верил байкам. Вероятно, это просто дикое животное.
Три бригады прошли сквозь двери бани, прежде чем Арен увидел того, кого высматривал. Он так долго старался избегать Граба, что наловчился распознавать его в два счета и теперь сразу различил сквозь туман лысую голову, приземистую фигуру и неуклюжую походку скарла. Увидев, что Граб вошел внутрь, он отступил назад, стиснул зубы и принялся дожидаться, когда тот покажется обратно. Арен понимал, что рискует простудиться, а простуда в этих местах означала гибель, но рисковал он сознательно. Как бы он ни продрог, его согревало пламя гнева.
Он собирался потребовать обратно украденное, и даже сверх того.
Граб копал могилы. Вот и все, что знал о нем Арен. Возможно, в этом назначении был особый умысел: скарлы много внимания уделяли смерти, жили в окружении дедовских гробниц и почитали божество, именуемое у них Костяным богом. Должность могильщика ценилась в лагере высоко, поскольку всякий раз, когда проводились захоронения, могильщиков освобождали от работы на руднике, и вдобавок они забирали себе имущество мертвецов. Обувь и одежда снашиваются быстро, а трупам от них пользы нет, и у могильщиков всегда находились вещички на обмен.
Утром, после казни Деггана, когда остальных узников погнали в рудник, могильщики остались в лагере. Грабу хватило бы времени припрятать сигары, которые он отобрал у Арена, но не выкурить их, если, конечно, он не собирался делиться добычей или привлекать внимание стражников. Нет, разумный человек прибережет сигары до отбоя, а потом прокрадется в какое-нибудь безлюдное место, где никто не учует запаха табака, и насладится ими в одиночку.
Фуфайка у Граба толстая, поэтому ему нет нужды торопиться обратно в койку, чтобы согреться после бани (к тому же он хвастался, что мороз в понимании оссианина — это летний денек для скарла), и, если Арен не ошибается в догадках, Граб направится прямиком к своему тайнику. У каждого узника было потаенное местечко, где он хранил свои жалкие сокровища, а Арен не сомневался: у Граба полным-полно всякого добра, которое тот забрал у мертвецов.
Арен последует за ним по пятам и украдет все.
Из бани Граб вышел одним из первых. Арен выскользнул
Через некоторое время Граб отделился от толпы и шмыгнул в сторону так быстро и ловко, что Арен чуть не упустил его. Юноша втайне возгордился, что сумел предугадать действия своего противника. «Нужно думать на три хода вперед, — услышал он голос магистра Фассена. — Понять, чего хочешь добиться, а уже потом наносить удар». Он позволил Грабу немного вырваться вперед, а потом последовал за ним сквозь беспорядочное нагромождение бараков, где за квадратными окошками тускло мерцали фонари. По пути им попадались узники, которые тоже воспользовались туманом, чтобы украдкой обделать потайные делишки, но Арен не обращал на них внимания. Скарл едва заметным силуэтом виднелся впереди, то пропадая, то появляясь снова. Трудно было удержать его в поле зрения, но Арен не отваживался подойти ближе из опасения быть замеченным. В случае поимки ему грозит карцер, а то и хуже.
Они достигли северного края бараков, где простиралась полоса голой каменистой земли, за которой виднелась серая стена. Граб без колебаний направился туда, и Арен пустился следом.
От бараков до кладбища насчитывалось всего несколько десятков шагов, но едва жилые строения скрылись из виду, расстояние как будто увеличилось, и Арену вдруг стало страшно. Не осталось стен, за которыми можно укрыться, и пустота казалась гнетущей и необъятной. Он почувствовал себя уязвимым, беззащитным, сбившимся с пути; сердце бешено заколотилось. Но тут словно камень с души свалился: впереди проступили темные искривленные очертания покосившейся кладбищенской ограды.
Арен схватился за нее обеими руками, будто забросив якорь, и сделал несколько глубоких вдохов. «Что со мной? — подумал он. — Откуда этот безотчетный страх? Сказалось переутомление? Недостаток пищи? Или что-то поглубже?»
Вдруг он с ужасом понял, что потерял Граба из виду. За оградой виднелись только смутные очертания надгробий.
«Я его упустил!»
Он попытался успокоиться. Его била дрожь, сердце колотилось в ребра. Арен прислушался. Откуда-то спереди донесся слабый шорох, такой тихий, что он мог оказаться игрой воображения. Арен перелез через ограду и пошел на звук. Лучше идти хоть в каком-нибудь направлении, чем стоять на месте.
Среди могил росли низенькие узловатые кустарники и скрюченные деревца, словно огромные ведьмовские когти тянулись из мрака. Арен понимал, что кладбище — всего лишь огороженное пространство у подножия утесов, но размеры его были обширны, а ухабистую землю распирало от мертвых костей. Арена обступили надгробия. Одни представляли собой вкопанные в землю доски с вырезанными на них именами, другие — грубо сложенные из камней пирамиды. Мертвецы, лежавшие под такими надгробиями, были счастливцами, ведь у них нашлись друзья, которые постарались сохранить о них хоть какую-то память. Большинство исчезало бесследно.