Пламенный клинок
Шрифт:
«Государь, — ответил Джоспер. — Все это хорошо и замечательно… но умеет ли она готовить?»
Все разразились смехом, Киль ударил кулаком по столу, а Граб испуганно поднял взгляд от свиной рульки. Кейд слегка поклонился, его слушатели захлопали в ладоши, после чего он сел рядом с Ареном и снова приложился к элю.
— Готов поклясться, ты уже рассказывал мне эту историю, — шепнул ему Арен. — Но, насколько я помню, тогда героя звали Гойль Невезучий и все было на кроданский лад.
Кейд пожал плечами и ухмыльнулся, глядя в кружку.
— Я ведь понимаю, кому о чем рассказывать.
Арен
— Ты отличный друг. Я тебе говорил?
— Да, но я всегда готов услышать это еще раз, — ответил Кейд и потянулся за ломтем хлеба и куском сыра.
Арен откинулся на спинку стула, чувствуя в животе приятную тяжесть, а в голове — легкое кружение. Горели светильники, в двух каминах ярко пылало пламя. В одном конце общего зала располагалась стойка, за которой стоял трактирщик-ксуланин; его черная кожа блестела, словно обсидиан. Рядом хлопотала служанка.
В зале находились и другие постояльцы, числом около двух дюжин. Одни теснились у очагов, другие сидели за столиками в темных кабинках, третьи околачивались у трактирной стойки. Двое пьянчуг в потрепанных матерчатых шапочках и перчатках без пальцев распивали флягу сливовой настойки. Трое босканских купцов перешептывались друг с другом, в своих диковинных одеждах напоминая кургузых жуков, которые водятся в пустыне. Их лица скрывались под куполообразными капюшонами из дубленых шкур, так что в тусклом свете были видны только носы и бороды, а от экзотических сигар, которые они курили, поднимался едкий дым. В углу молча трапезничало кроданское семейство с телохранителем-брунландцем. В дальнем конце зала лютнистка-сардка настраивала инструмент, а сидевший с ней за одним столом харриец в доспехах суровым взглядом обозревал помещение.
«Никогда не видел, чтобы в одном месте собралось столько разного народу», — подумал Арен. Мир, который он знал в Шол-Пойнте, казался теперь маленьким и далеким.
Из всех присутствующих только молодая сардка притягивала его взгляд. Она была хороша собой, исполнена томности и одета в узорчатое платье, отороченное кружевами. Рукава окаймляло серебряное шитье, вокруг запястий и лодыжек обвивались тонкие цепочки с подвесками, в уши было вдето множество сережек и колец. Черные волосы, закрепленные гребнями и шпильками из халцедона и янтаря ниспадали на спину. Кожа у нее была ненамного темнее, чем у оссиан (сарды выглядели смуглее, поскольку проводили жизнь на открытом воздухе), но происхождение выдавали глаза, отличительная черта ее народа: такие зеленые, что они почти светились.
Она принялась наигрывать на лютне, изящно перебирая струны, и некоторые из постояльцев с вялым любопытством подняли взгляд от выпивки. Лишь когда она запела, публика оживилась: сипловатый, теплый и мягкий голос был слишком необычным, чтобы оставаться к нему безучастным. Арен наблюдал за ней, рассеянно поглаживая большим пальцем алую отметину на запястье.
Звучала тягучая народная песня, сложенная в туманных лесах Трины, далеко на северо-востоке. То была повесть о двух братьях, боровшихся за расположение жестокосердого отца, подстрекая друг друга на все более и более великие подвиги, пока, разумеется, не произошла трагедия. В тринской истории было полно
«Совсем как мы, — подумал Арен. — Вечно стремятся всюду поспеть». Так было и в Солт-Форке, и во времена многовекового беспорядка перед приходом кроданцев. В отличие от тринцев, оссиане не отличались воинственностью, зато были чудовищно своевольными и не выполняли приказы как следует — по крайней мере, пока кроданцы их не принудили. Выше всякого порядка и повиновения соплеменники Арена ценили свои семьи, хорошую еду и разговоры в полный голос. Понуждать оссиан к совместным действиям было все равно что кошек сбивать в стаю.
«Но мы не всегда такими были, — продолжал размышлять Арен. — Мы вырвались из рабства и построили величайшую империю, которую только видел Восток. Почему же мы не можем этого повторить?»
Он одернул себя, прежде чем довел мысль до завершения. В груди у него всколыхнулась неведомая прежде гордость, и это его напугало. Не время предаваться героическим мечтаниям, только что ускользнув от кроданцев. В чем бы ни заключался замысел Гаррика, он обречен на провал. Какой смысл запрыгивать в горящую карету?
Они не собираются сражаться с кроданцами. Куда им сражаться с кроданцами? Они не Серые Плащи, а всего лишь двое мальчишек, которые хотят начать все заново.
— Ага! Вот и сладкое вино! — провозгласил Киль, когда к их столу подошла служанка с подносом. — Освободите место!
Они расчистили на столе небольшое пространство, и девушка поставила туда каменный кувшин и семь каменных стаканов: такую посуду использовали для поминок. Гаррик разлил вино, и Граб хотел было немедленно приложиться, но Вика удержала его руку.
Раздав всем стаканы, Гаррик поднялся в полный рост, и остальные тоже. Граб неохотно последовал их примеру.
— Тарви. Варла. Оттен. Докс. Осман. — Гаррик медленно перечислил имена павших; лицо у него было угрюмое, а взгляд отсутствующий. — Все они были хорошими людьми. Людьми которые во что-то верили и хотели перемен. Никого из них я не знал настолько близко, как хотелось бы, но ненадолго они стали мне родными.
Гаррик поднес стакан к губам, и все уже хотели выпить, но он вскинул руку. Он еще не закончил. Несколько мгновений он мучительно колебался, но наконец снова заговорил:
— Их гибель на моей совести. Они с готовностью последовали за мной, хотя то была моя клятва, мое обязательство. Мне следовало нести это бремя одному, и они погибли потому, что я поступил иначе. — Он скользнул взглядом по Арену, потом снова отвел глаза. — Вот что я хотел сказать. Милосердие Сарлы да пребудет с ними. — Гаррик опрокинул в себя вино и сел.
— Милосердие Сарлы да пребудет с ними, — эхом повторили остальные — все, кроме Граба, который просто радовался, что ему наконец позволили выпить. Допивая вино, Арен украдкой наблюдал за Гарриком, размышляя: «Неужели он признал, что был неправ и моей вины тут нет?»