Пламенный вихрь
Шрифт:
— Заходите.
Она вошла с озабоченным видом. В руке был конверт, Бретт обошел письменный стол и ее, чтобы закрыть дверь, потом указал на стул перед столом, Сторм села.
— Позволите? — Он потянулся к письму.
— Оно запечатано.
— Я намереваюсь прочесть его.
— Это личное, — раздраженно воскликнула она. Он внимательно посмотрел на нее;
— Я хочу знать, не написали ли вы обо мне дурного. Я хочу знать, не примчится ли по мою душу разъяренный отец.
— Не написала, — промямлила она.
— Тогда
Он сразу понял всю нелогичность своих доводов, но она этого не уловила. Она казалась такой трогательной и такой несчастной, и на мгновение он разозлился на самого себя. Но любопытство пересилило, он взял протянутый ему конверт, вскрыл его и стал читать.
Дорогие мама и папа!
Мне очень жаль, что приходится писать это письмо, и я надеюсь, что вы не рассердитесь. В первом письме я солгала вам, потому что намеревалась скрыть правду. Я хотела, чтобы вы оба гордились мной. Мне очень жаль.
С самого первого дня здесь все у меня выходило неладно. Я ненавижу Сан-Франциско. Меня запихивают в корсет, надевают туфли, которые ужасно жмут, одевают и накрашивают, словно куклу, а потом таскают с одной скучнейшей вечеринки на другую. Я вела себя очень глупо. Я не могу ходить в туфлях, я потеряла сознание, потому что корсет был затянут слишком туго. Я не нашла ничего лучшего, как пойти в сад с мужчиной, и неожиданно женщины стали говорить гадости о том, чем мы занимались в саду. А мы ничего не делали.
О Бретте д'Арченде я тоже солгала. Мы вовсе не влюблены. Мы даже не нравимся друг другу. Но нас с Бреттом увидели, когда мы целовались. Я до сих пор не понимаю, как это случилось. Пол убедил меня, что лучше выйти замуж за Бретта, которого здесь считают хорошей партией, чем с позором уехать домой. В нашу первую брачную ночь мы поняли, что нам бессмысленно состоять в браке, поэтому не осуществили его и намерены аннулировать. Если вы согласны, то Пол не станет разорять Бретта, ведь именно поэтому Бретт женился на мне. Мне очень жаль.
Папа, я думаю, тебе следует знать, что в этом поцелуе наполовину виновата я. Пожалуйста, не вздумай преследовать Бретта.
Пожалуйста, простите меня.
Сторм.
Нахмурившись, Бретт поднял голову. Он и сам не знал почему, но письмо его очень расстроило. Ему не понравилось место, где она сожалела о неоправданных надеждах родителей, и ему ненавистна была ее мысль о том, что она «вела себя глупо». Она даже пыталась его защитить, в то время как вполне могла возложить всю вину на него. Невинность этого письма напомнила ему, что она еще не женщина, а лишь на грани женственности. Всего семнадцать лет.
— Вы их любите или боитесь? — тихо спросил он. Она сидела отвернувшись, а когда взглянула на него, он заметил ее смущение.
— Я люблю их. Я скучаю без них, очень скучаю. — Ее лицо прелестно вспыхнуло. — Им пикона не понять, почему я так вела себя. И я тоже не понимаю. — Она отвернулась. Нечто
— Страсть между мужчиной и женщиной — совершенно естественная вещь. Я видел вашего отца. Мне кажется, он способен понять, что такое страсть.
Во взгляде Сторм было столько надежды, что он ощутил, как его захлестнула нежность.
— Вы так думаете?
Слегка улыбнувшись, он кивнул. Потом встал и порвал письмо.
— Что вы делаете?
— Я сам напишу, — сказал он. — Вам нет необходимости гак унижать себя. И вы вовсе не вели себя глупо, — с внезапным гневом добавил он.
— Вы не имеете права!
— Я ваш муж и на все имею право, — спокойно заявил он. Теперь, когда оскорбительное письмо было уничтожено, он чувствовал себя лучше. — Я напишу что-нибудь вроде: «Дорогой мистер Брэг, мы с вашей дочерью обнаружили, что не подходим друг другу. Наше взаимное желание — аннулировать брак, при условии, что вы будете согласны. Ваша дочь все еще невинна, если это может явиться препятствием». И так далее. Право, нет нужды входить во все подробности.
— Почему бы вам не подписаться моим именем? — вскипела Сторм.
— Я сомневаюсь, что они поверят, будто такое письмо написали вы, — непринужденно проговорил Бретт, садясь па край стола и беря сигару. — Скажите, Сторм, почему вы пытались защитить меня?
Она мрачно призналась;
— Не хотела, чтобы кто-нибудь погиб.
— Погиб?
Она повернулась к нему:
— Бретт, когда папа приедет, будьте готовы скрыться. Если он решит, что вы обидели меня, он убьет вас. Бретт улыбнулся:
— Скрыться? — Он сказал это слово так, словно сама мысль об этом была ему чужда.
— Я говорю серьезно! Он рассмеялся:
— Я тоже. Почему я должен прятаться? Ведь вы нетронуты. — Он нахмурился: — Или нет?
— Папа, вероятно, захочет убить вас независимо от того, что я скажу. Разве вам непонятно?
— Так действительно вы нетронуты? Невинны?
— Что?
— Вы девственница? — спросил Бретт, теперь уже совсем не небрежным тоном; глаза его потемнели и мрачно сверкали.
Когда Сторм услышала этот вопрос, негодование ее сменилось холодной яростью. Дрожа, она стиснула зубы, не в силах слова выговорить, настолько она была оскорблена и рассержена.
Бретт нахмурился, чувствуя укол разочарования. Отсутствие ответа, очевидно, и есть тот ответ, какой он желал бы услышать. В нем вспыхнул гнев. Он так и знал, верно? Не могла невинная девушка взорваться такой страстью и так быстро достигнуть оргазма, как это случилось с ней в общественном саду от одного его прикосновения.
— Пожалуй, мне все же следует позволить папе убить вас, — сквозь зубы процедила Сторм. Что за болван!
— Он производит впечатление разумного человека, — ответил Бретт. Маленькая потаскушка!