Пламенный вихрь
Шрифт:
— Бретт! — Она вдруг подумала, что это похоже на сон.
— О Боже, — проговорил Бретт, подминая ее под себя. — Сторм, не надо так поступать со мной. Не прогоняй меня. Ты нужна мне, chere, ты же знаешь, что нужна мне…
В его голосе звучала нотка мольбы, так изменившая обычный сердитый, приказной тон. Когда он уткнулся носом ей в шею, обхватив ладонью грудь и слегка стискивая ее она замерла. Ей хотелось рассердиться, и, казалось бы, после всех его ужасных поступков это так легко, но оказалось, что нет. Все, что ей оставалось, это ощущать жар и твердость, шелковистость
Он снова и снова осыпал короткими, восхитительно легкими поцелуями ее лицо, одновременно бормоча:
— Почему ты так сопротивляешься мне? Почему ты меня не любишь? Она меня тоже не хотела — почему это, Сторм, почему? Почему всегда тебя хотят те, к кому ты равнодушен, а те, кого ты хочешь, в ком ты нуждаешься, прогоняют тебя снова и снова…
Она обхватила ладонями его лицо, вынудив замолчать.
— Кто, Бретт? — спросила она, не в силах сдержать ревность. — Кто прогнал тебя? Кто тебя не хотел?
Он поморгал, глядя на нее, потом улыбнулся, закрыл глаза и крепче прижался щекой к ее ладони. Вздохнул:
— Не отпускай меня, Сторм.
— Кто, Бретт? Кто не хотел тебя? Он взглянул на нее:
— Моя мать. Мать продала меня моему отцу. И знаешь что? Ужасно смешно. По какой-то чертовой причине я любил ее — даже тогда.
— О, Бретт, — в ужасе, сочувственно воскликнула Сторм. — Она не могла… ни одна мать не может продать своего сына.
— Она смогла, — сипло сказал он. — Шлюха смогла. Иди сюда, милая. М-мм.
Сторм обняла его и без смущения ответила на его поцелуй. Она вплела пальцы в его густые, жесткие, курчавые волосы и охотно подчинилась, когда он коленом раздвинул ей ноги. Разум говорил ей — остановись или хотя бы подожди, но сердце и тело были едины, словно сговорились…
Она гладила его по спине, пока он не спеша, детально исследовал ее рот. Она позволила своим рукам осторожно, застенчиво спуститься к его груди, бедрам, ниже. Они скользнули по его крепким, округлым ягодицам. Завороженная, она замерла, не двигаясь, только касаясь. Бретт лежал неподвижно, уткнувшись лицом в ее шею. Его теплое дыхание возбуждало, она снова нашла этот твердый изгиб и осмелилась сжать его. Ее обдала жаркая волна, и она непроизвольно выгнулась, бессознательно предлагая себя.
Она не сразу поняла, что предложение осталось без ответа.
С неровно бьющимся сердцем, не шевелясь, Сторм открыла глаза, вглядываясь в лицо Бретта:
— Бретт!
Она попробовала снова:
— Бретт!
На этот раз она задвигалась, сотрясая его своим телом, но вес было напрасно — он лежал на ней мертвым грузом.
Глава 11
Она не видела Бретта весь день, с тех пор как оставила его утром тихо похрапывающим в своей постели. Сторм понятия не имела, когда он встал и ушел, по-видимому по делам. Сейчас, за ужином, он был сдержан и занят своими мыслями. Сторм было интересно, помнит ли он прошлую ночь, помнит ли, как она поощряла его. Прошлой ночью он был полон желания, а сегодня это безразличный незнакомец. За вес время
Научится ли она когда-нибудь понимать его?
— Вот, сэр, — сказал Питер, вручая Бретту стакан — Это поможет.
— Что ты в него намешал? — потирая висок, подозрительно спросил Бретт.
Питер улыбнулся:
— Вы сразу почувствуете себя другим человеком.
Он вышел.
Бретт сделал глоток и встретил ее взгляд. На этот раз он не отвел глаза. И она тоже. В конце концов он поставил стакан.
— Сторм… насчет прошлой ночи.
Она молча ждала.
Он бесцельно перекладывал нож.
— Я… э… был немного пьян.
— Да.
Он бросил на нее взгляд:
— А как… э-э… надеюсь, я вас не побеспокоил.
Она легонько пожала плечами.
Еще один краткий, испытующий взгляд.
— Послушайте, что произошло?
Она чуть приподняла бровь, сдерживая улыбку:
— Что произошло?
У него слегка раздулись ноздри.
— Да, черт побери, что произошло?
— Ну, Бретт, вы же сами сказали. Вы были пьяны.
Он наклонился вперед, и глаза его потемнели:
— Черт побери, нечего играть в игрушки именно сейчас. Мы… проклятие! Я проснулся в вашей постели, и я не помню, как туда попал. Мы занимались любовью?
Она невольно вспыхнула:
— Вы были ни на что не способны и почти сразу уснули.
Вместе с облегчением он ощутил разочарование и некоторое смущение — как от своей нетрезвости, так и от провала в памяти.
— Прошу извинить меня, что побеспокоил вас, будучи в таком состоянии.
Сторм поймала себя на мысли: «Я не против», и чуть не ахнула от удивления. У него это снова вышло — играя на жалости, вынудить ее к покорности, и она, похоже, ничего не могла с этим поделать. Она видела, как он отодвинул десертную тарелку, и, понимая, что ужин окончен, ощутила страх неопределенности. Она должна знать.
— А сегодня вы тоже уйдете? — Еще не успев договорить, она готова была пнуть себя за легкий сарказм, с которым произнесла слово «тоже».
Он слегка улыбнулся, и взгляд его потеплел, отчего Сторм стало не по себе, ни она в ответ нахмурилась. Его улыбка стала шире, он поставил свою кофейную чашку на стол и сказал соблазняющими тоном:
— Неужели вас это волнует?
— Нет, — парировала она, — это значит, что мне любопытно.
— Только любопытно?
— Да.
— Если вы можете предложить мне что-нибудь получше, — голос его стал сиплым, — я с удовольствием останусь.
Она не сразу его поняла, потом вспыхнула, зная, что он только и ждет приглашения прийти к ней.
— Вам так уж необходимо… делать это каждую ночь?
Бретт улыбнулся:
— Что делать? Она еще больше покраснела и промямлила:
— Ничего.
Бретт не сводил с нее глаз. На ней была простая юбка и блузка скромного покроя, оставлявшая открытой лишь верхнюю, плоскую часть груди. Но ее волосы были распущены, кудри волнами спадали на грудь, и он ощутил острое желание поднять прядь, навить ее на руку и притянуть Сторм к себе.