Пламя и крест. Том 1

Пекара Яцек

Один из пьяных крестьян развязал шнур, который поддерживал его штаны, и стоял, расставив ноги, и мочился прямо в огонь и на обгорелое тело барона. Попытался попасть струёй мочи в искажённое лицо рыцаря, а когда ему это не удалось, выругался, невнятно, но замысловато. Потом повернулся в сторону кучи дров, и его мутный взгляд упал на скорчившегося в тени ребёнка.

– А, благородная сука, – зарычал он и пошатнулся.

Инквизитор понимал, что этот момент скоро настанет, что в конце концов кто-то из этой толпы заинтересуется единственной оставшейся в живых из Витлебенов. Крестьян было семеро, но он прекрасно понимал, что эти полубессознательные с перепоя оборванцы не представляют для

него проблемы. У него на боку был меч, за голенищем сапога длинный корд, а в кармане плаща мешочек с шерскеном. Проблема заключалась в другом. Во-первых, эта семёрка была не единственной в округе. Поодаль горели другие костры, а между ними всё ещё бродили мятежники. Одни искали возможности выпить, другие осматривались, не удастся ли что-нибудь украсть, третьи просто проверяли, не найдутся ли где-нибудь случайно их приятели или родственники. Во-вторых, Ловефелл только потому сидел с крестьянами, чтобы использовать их на следующий день в своих целях и заставить помочь ему в выполнении миссии. У него уже был план как заставить этих людей отвести его в достаточно безопасное место, откуда уже будет близко до расположения императорских войск. В конце концов, ему ведь хватило счастья на то, что один из этих головорезов умел читать и узнал печать и подпись Хакенкройца. В связи с этим, они относились к Ловефеллу, может, и без особого уважения, но и без враждебности, скорее с чем-то вроде заинтересованности. А если бы инквизитор их убил, пришлось бы искать следующих, которые дали бы себя так же легко убедить. Конечно, спасение Анны-Матильды было приоритетом, но он надеялся, что справится с этим при помощи искусства дипломатии, а не искусства боя. Ибо пробиваться через ряды мятежных крестьян с оружием в руках с ребёнком, переброшенным через седло, не казалось ему эффективным способом выполнения миссии

Черноволосый парень с копьём в руках поднялся на ноги.

– Пошёл вон, – сказал он.

Ловефелла поразило, как спокоен был его голос. Он, казалось, принадлежит не малолетнему щенку, а взрослому, уверенному в себе мужчине. В голосе этом не было ни страха, ни гнева. Так может говорить хозяин, обращающийся к своенравному псу, которого он пока только предупреждает, но без колебаний жестоко накажет в случае неповиновения.

– Ты кого послал? – Завёлся крестьянин и сжал руки в кулаки.

Инквизитор по одному движению мышц черноволосого понял, что произойдёт дальше. Парень ловко перечеркнул ударом его лицо, после чего тупой конец копья со всей силы врезался в промежность противника. Бунтовщик со стоном втянул воздух в лёгкие и рухнул на колени, скуля от боли. И тогда черноволосый сделал то, чего Ловефелл не ожидал. Он вонзил лезвие прямо в горло врагу так, что острие копья вышло из затылка. Мужчина упал на землю, и вокруг его головы растеклась лужа крови.

– Что там? Драка, что ли? – Инквизитор заметил, что рыжебородый безносый повстанец, тот самый, который сумел прочитать письма Хакенкройца, пытается разглядеть, что происходит. К счастью, его слепил свет костра и дым, который ветер как раз нёс прямо ему в лицо.

– Да с кем тут драться? – Спокойно ответил черноволосый. – Налакался и спит себе.

– Ну, хорошо. – Рыжебородый сел на пень и присосался к бурдюку, больше не обращая на них внимания.

Ловефелл поднялся и подошёл к мальчику. Тот обратил на него холодный оценивающий взгляд.

– И вы хотите отведать того же, благородный господин? – спросил он. Он говорил правильно, без характерного для мозельских крестьян акцента.

– Cave me domino ab amico [Сохрани меня, Господи, от друзей (лат)], – сказал инквизитор, указывая движением головы на мёртвого бунтовщика.

– Fide, sed qui, vide [Доверяй, но смотри кому (лат.)], –

парировал черноволосый. Ловефелл осторожно присел рядом с ним.

– Браво, браво, как приятно слышать столь изящную латынь в подобном месте. Можешь мне сказать, что ты собираешься делать с этим ребёнком?

Парень молчал, но не потому, что не хотел отвечать. Инквизитор был уверен, что его планы не простирались дальше защиты девочки здесь и сейчас и не заходили дальше, чем до рассвета.

– Что ты им скажешь, как проснутся? – Снова движением головы он указал на труп. – Что он упал на собственное копье? Наверное, даже они не настолько глупы, чтобы поверить во что-то подобное.

– Чего вы хотите, господин?

Инквизитор решил открыть карты. По опыту он знал, что такие действия приносили ожидаемую пользу в удивительно большом количестве случаев.

– Я друг её семьи. Я послан, чтобы отвезти её в безопасное место. И я собираюсь это сделать, с твоей помощью или без неё. Если с твоей помощью, то ты получишь щедрое вознаграждение. Ну, и спасёшь свою голову, а это, наверное, тоже что-нибудь для тебя значит?

– Спасу голову, – он даже не спросил, просто повторил его слова.

– Ты же знаешь, как это закончится. – Арнольд Ловефелл понизил голос. – Самые удачливые из вас будут просто повешены. Остальные будут молить о быстрой смерти.

Черноволосый кивнул, словно соглашаясь с этими предсказаниями будущего. Но инквизитор по-прежнему не мог ничего прочесть на его бесстрастном лице.

– Почему я должен вам верить?

– А у тебя есть другой выход?

– Спросите лучше, есть ли у вас другой выход, кроме как убедить меня, – ответил парень. – Вы не убьёте меня так быстро, чтобы я не успел крикнуть.

– А этот шум, конечно, поможет тебе спасти девочку? – Усмехнулся Ловефелл. Черноволосый снова кивнул.

– Вы, определённо, правы.

Он молчал довольно долго, спокойно сидел на пятках, с копьём, опёртым на бёдра. Инквизитор, однако, был уверен, что этот покой лишь кажущийся, а парень в любой момент готов к отражению атаки.

«Его, должно быть, где-то обучали», – подумал он, – «его учили сражаться. Неужели он был рыцарским сыном?» – Ловефелл слышал о том, что иногда мятежники не убивали господских детей, а позволяли им вступить в свои ряды. Может, это казалось им забавным, а может быть, в некоторых из них просыпалось минутное милосердие к поверженному врагу? Инквизитор, как бы он ни был далёк от признания людей существами, являющими собой венец природы, по опыту знал, что иногда сострадание и милосердие прорастают даже на пропитанной кровью земле.

– Что вы собираетесь делать? – Спросил наконец черноволосый.

– Я поеду с ней в сторону Шенгена, на север. Туда, где собираются императорские войска. Этих я попробую убедить, чтобы они нас сопровождали, что я знаю купца, который хорошо заплатит за маленькую девочку. Пообещаю им долю от этой торговли, а потом... У тебя здесь есть какой-нибудь знакомец или родственник? – Спросил он, не завершив предыдущего предложения.

– Как по мне, можно их всех убить. – Парень пожал плечами. – Если вы справитесь с пятью крестьянами.

– Значит, именно так и поступим, – решил инквизитор. – А ты, если дорожишь своей шкурой, не пытайся меня предать.

На черноволосого его слова, казалось, не произвели никакого впечатления. Он только в очередной раз покивал головой.

– Лезвие одинаково легко входит в горло как простолюдину, так и благородному, – сказал он, а затем в первый раз улыбнулся. – Меня тут только этому и научили, – добавил он. – И, наверное, я хорошо запомню эту науку. Exempla trahunt [Примеры увлекают (лат.)]. – Он посмотрел на дымящееся над пламенем тело барона.