Пламя, или Посещение одиннадцатое
Шрифт:
– Но, – соглашается с ним Ваня.
Из своей ограды, проскрипев воротами, на другой стороне улицы появился Олег Истомин. Истома. Чёрный. Потому что смуглый. Особенно летом, зимой «светлет маленечко». И Цыган – тоже он. Хоть и русский.
Втроём уже идут к клубу. Разговор ведут. Злободневный. Вовка у «тятеньки» махорки «слямзил» из кисета – потом покурят где-нибудь в укромном месте, «удоволятся с утеху». В прошлый раз курили «Север» – целую пачку Олег у отца утащил, – так всех троих вырвало. Махорка лучше.
По пути на отпечатки
Вовка и Олег в концерте не участвуют, «не выступают». Им повезло. А Ване придётся. Пирамиду будут старшие школьники на сцене строить, а Ваня, как самый лёгкий, должен овершить собой эту пирамиду, опереться руками на плечи двух крепких мальчишек из старших классов и встать вверх ногами. Мальчишки будут его придерживать, конечно, за это Ваня и не беспокоится – не из трусливых. И голова вверху у него не кружится – ему «хоть в лётчики иди». А что, и можно. Даже в космонавты.
Ну, пирамида – пирамида. На каждом школьном празднике строят – красиво, без происшествия всегда обходится, нормально. Громко хлопают номеру – нравится, дух, говорят, захватывает от зрелища.
В клубном буфете, забитом в основном молодыми, «не воевавшими» мужиками, пьющими бочковой портвейн, «хорошо уже отметивший» дядя Ваня Патюков, сын дедушки Серафима, «настояшшый» фронтовик, вся вылинявшая и застиранная гимнастёрка у которого в орденах и медалях, угостил их пряниками и газировкой. Поплакал, умилившись «будушшыми солдатиками-зашшытничками». День сегодня такой – многие плачут. А дядя Ваня тот и вовсе – очень «мягкосердый и слезливый». Всех, говорят про него, жалеет, тлю на берёзовом листе и ту.
Вскоре и концерт начался.
Полный зал. И в зале Павла. Она не из яланских. С Александровского Шлюза. Кержачка. Родители привезли её в Ялань учиться, у них там школы «своёй» нет. Живёт Павла у Суханихи, а учится вместе с Истомой и Ваней в первом классе. Рыжий – в третьем. На второй год он, Рыжий, наверное, останется, такие ходят слухи. Самая красивая она, Павла, из всех девчонок. Щёки всегда багряные, две косы толстые, длинные, волосы сжелта немного и скрасна, нос вздёрнутый, глаза зелёные, большие, губы малиновые, пухлые. И как золотой крошкой лицо её осыпано – веснушками. Ваня о ней всегда думает, не переставая. И даже спать когда ложится. Когда встаёт. Но никому об этом не говорит – засмеют, дразниться станут. Внутри горит всегда – как в печке. И имя Павла – пламя в ней.
Потеть
В гримёрной Ваня снял телогрейку, сапоги, рубашку и штаны. Остался в белой майке, в чёрных носках, полуботинки пока без надобности, и в трусах, которые ему ночью прошлой сшила мамка. Из новых папкиных «сатиновых» перекроила.
Скоро и пирамиду надо будет строить. Ждут, когда номер их объявят.
В гримёрной многолюдно.
Объявили.
Вышли ребята, и Ваня вместе с ними, на сцену.
В зал Ваня не глядит – там глаза зелёные, яркие – ослепить могут. Ослепить-то ладно – обездвижить.
Начала строиться пирамида. Под музыку. Учитель ботаники, Валюх Николай Андреевич, он же и по физкультуре, он же и ответственный за эту пирамиду, на гармошке, никому не доверяя музыкального сопровождения, какую-то мелодию одним пальцем наигрывает. «Марш», – говорит. Хорошо до этого отрепетировали.
Подхватили Ваню цепкие и крепкие руки старшеклассника, на самый верх пирамиды, как знамя, вознесли.
Встал там Ваня руками на прочные плечи ребят. Вскинул вверх ноги, под самый потолок.
Лицом к залу. Сомкнул плотно веки – чтобы никого в зале не видеть, прежде всего, конечно, Павлу.
От восторга замерли все – тихо. Как сердце неудержно бьётся у него в груди, Ваня слышит.
И вдруг пронзительный крик Рыжего:
– Вы посмотрите, чё у Ваньки вывалилось!
Зал тут же загремел от оглушительного хохота.
Трусы у Вани широкие, опали вниз, и оголилось «достояние».
Дальше Ваня ничего не помнит.
Помнит себя уже на улице. Бредёт задами к дому, зажав под мышкой полуботинки. Плачет. Как многие в Ялани в этот день.
Приговаривает:
«Мамка, мамка, чё ж ты натворила, как меня ты опозорила! Теперь и жить я не смогу! Зачем трусы такие сшила?!»
Всю ночь не спал Ваня, разболелся. Температура поднялась.
Неделю провалялся в постели.
А когда выздоровел и вернулся к занятиям, Павлы в школе уже не было. Приехали за ней в Ялань её родители и увезли Павлу в своё старообрядческое поселение Александровский Шлюз, не дав ей доучиться в первом классе.
Как было Ване, трудно передать.
Вы вот к себе-то примените.
О предыдущем уже сказано. Достаточно. Ничего вроде, кроме незначительных мелочей, не упустил. Кого следует представил. Необходимое обозначил. Ну а то, что, пока нёс, то есть рассказывал, упало где-то, то пропало. Возникнет надобность, вернуться, подобрать – пустяк, на личном-то моём пространстве, где я хозяин полноправный, никто чужой не подберёт и не присвоит посторонний. Пусть и присвоит, мне не жалко.