Пламя любви

Филлипс Патриция

Он схватил ее руку и прижал к выпуклости, натянувшей его рейтузы. Содрогнувшись от отвращения, Элинор ощутила мощный отклик его тела на ее вынужденную ласку.

— Я не хочу! Убирайся! Оставь меня в покое! — выкрикнула она, отдернув руку.

— Забудь о ложной скромности. Нет ничего постыдного в том, чтобы отдаться страсти, — заверил ее Пэйн, прижав спиной к холодной стене. Он расставил ноги, и Элинор ощутила прилив возбуждения. Предательство собственного тела ужаснуло ее.

— Я не испытываю к тебе страсти! — воскликнула она. — Независимо

от того, замужем я за твоим отцом или нет. Неужели это так трудно понять?

Пэйн в изумлении отпрянул.

— Ты это серьезно?

— Я никогда не была более серьезной. Пэйн, ты слишком много выпил. Уходи. И забудем о том, что случилось.

— Забудем? Клянусь распятием, я был с тобой терпелив, как ни с одной женщиной. И ты предлагаешь мне обо всем забыть?

— Ладно, не забывай. Как пожелаешь. А теперь уходи. Его лицо приняло жесткое выражение, он часто и тяжело дышал.

— Проклятие, Элинор! Я был настолько глуп, что позволил себе увлечься тобой, хотя давно следовало раздвинуть тебе ноги и взять то, что мне причитается. Черт бы тебя побрал!

Он в ярости отшвырнул ее, и она стукнулась спиной о стену, порадовавшись про себя, что на ней меховой халат, смягчивший удар.

— В чем ты меня обвиняешь? Я никогда не поощряла тебя.

— Я этого и не говорил. Но я думал… Элинор, мой отец отвратителен, как запаршивевший пес, и тем не менее ты позволила ему…

— Позволила?! Пэйн, ты, видно, не в себе, если вообразил, что я могла помешать ему, тем более что слишком хорошо знаешь своего отца.

— Но со мной все будет… по-другому. — Его голос прервался от нахлынувших эмоций. — Я хочу любить тебя, Элинор.

— Я не люблю тебя, Пэйн. И никогда не полюблю.

— Сучка! Как ты смеешь так разговаривать со мной? — рявкнул он, уязвленный до глубины души, и схватил ее за плечи. — Так или иначе, но ты уступишь мне. Не хочешь по-хорошему — я добьюсь своего силой.

— Именно так и поступил твой отец.

Пэйн изменился в лице и отпрянул от нее.

Пошатываясь, он подошел к очагу и облокотился о каминную полку, уронив голову на руки. Затаив дыхание, Элинор наблюдала за ним. Когда он выпрямился, сердце ее упало. На лице Пэйна застыло хищное выражение, неизменно вселявшее в нее страх.

— Значит, ты не хочешь меня. И никогда не полюбишь. Верно, дорогая мачеха?

Элинор кивнула. Губы ее так дрожали, что она не могла вымолвить ни слова. Даже если ей удастся выскочить из комнаты, вряд ли кто-нибудь ей поможет. Слуги не посмеют защитить ее вопреки воле хозяина. И все же стоит попытаться. Не станет же он насиловать ее на виду у домочадцев?

В глазах Пэйна светилась неприкрытая похоть, губы были плотно сжаты. Галантный кавалер, пытавшийся очаровать ее, бесследно исчез. Элинор попятилась, придерживая у горла отвороты халата. Этот инстинктивный жест не остался незамеченным. С жестокой улыбкой Пэйн шагнул к ней и отвел ее руки, распахнув халат до пояса.

Элинор негодующе вскрикнула.

Он угрюмо разглядывал ее.

— Просто

святотатство — позволить старому борову осквернить тебя, — прорычал он, срывая с нее халат. — Прости его. Господи. А заодно и меня за то, что я намерен сделать.

Элинор вскрикнула, ожидая насилия. Но, к ее изумлению, он ей не помешал, когда она бросилась к постели и спряталась за полог, чтобы хоть как-то прикрыть наготу.

— Спущусь вниз, чтобы убедиться, что нам не помешают. И возможно, выпью вина, дабы смыть кислый вкус твоего отказа, дорогая мачеха, — произнес он с издевательской ухмылкой, прежде чем распахнуть дверь. — Я не заставлю тебя ждать.

Дверь захлопнулась, и его шаги загрохотали вниз по лестнице. Элинор кинулась к стоявшему в углу дубовому сундучку, вытащила свою одежду и быстро набросила на себя, не удосужившись затянуть шнуровки. Затем закуталась в теплый плащ и приоткрыла дверь.

На лестнице гулял ледяной ветер. Дрожа от холода, Элинор выглянула наружу.

— Мадам!

Элинор вздрогнула. Несколькими ступеньками ниже стоял часовой, сверкая доспехами в свете факела, закрепленного у подножия лестницы.

Подавив стон отчаяния, Элинор отступила назад. Пэйн приставил к ней стража!

Вернувшись в комнату, она снова облачилась в теплый халат и, сев к очагу, предалась горьким размышлениям. Может, выбраться через окно? Она подняла взгляд на посеребренное лунным светом оконце, через которое мог протиснуться разве что ребенок.

Со двора донеслись крики — видимо, Пэйн давал нагоняй стражникам. Шум стоял такой, будто внизу развернулось настоящее сражение. Элинор зажала уши и прилегла на овечью шкуру у огня, завернувшись в халат. Время шло, Пэйн не появлялся, и у нее вспыхнула надежда, что он передумал или так напился, что не в состоянии подняться наверх. Постепенно она задремала.

Грохот распахнувшейся двери заставил ее вскочить на ноги.

На пороге стоял незнакомый мужчина. Залившись краской, Элинор поплотнее стянула на груди халат. Мысль, что простой воин застал ее в таком виде, была невыносима.

— Что вам нужно?

Мужчина прошел в комнату. Элинор возмущенно ахнула, но ее возмущение быстро сменилось страхом, когда он захлопнул дверь.

— Как вы смеете врываться в мою комнату?

— Вы жена лорда Гастингса? — поинтересовался он.

— Вам это отлично известно.

— Ошибаетесь.

— В любом случае вам здесь не место. Я не имею привычки приглашать в свою спальню посторонних.

— Жаль. — Мужчина усмехнулся: видимо, ее сердитая отповедь показалась ему забавной.

Элинор попятилась, встревоженная его самоуверенным видом.

— Где сэр Пэйн?

— Внизу. Отключился и, думаю, не скоро придет в себя, — небрежно сообщил он.

Страх Элинор усилился. Похоже, она оказалась во власти стражников.

— Не прикасайтесь ко мне, — предупредила она, оглядываясь по сторонам в поисках оружия, но не увидела ничего подходящего, кроме кувшина, оставленного служанкой.