Пламя над бездной
Шрифт:
— Ну и ну, ничего себе штука! — Потом Джефри услышал болезненный свист Амди и спросил:
— Ты не ранен? Амди отступил от стены.
— Кажется, нет.
Кончик последний пряди все еще торчал у него в губе. Это жгло слабее, чем крапива, которую он тронул несколько дней назад. Амдиджефри оглядел рану. Обломок дымчатого шипа казался твердым и хрупким. Пальцы Джефри осторожно его вытащили. Потом Амди и Джефри повернулись и стали смотреть на наросты на стене.
— Оно действительно разрослось. Похоже, что оно и стенку разъедает.
Амди тронул кровоточащую ранку на морде.
—
— А может, надо попросить господина Булата, чтобы все это соскребли?
Еще полчаса они ползали позади всех занавесов. Серость расползалась повсюду, но так пышно расцвела только в одном месте. Дети вернулись на нее поглазеть, даже совали в нее разные предметы. Но ни носами, ни пальцами больше не рисковали.
Глазение на плесень на стене — это было самое интересное за весь день. «Внеполосный» на связь не вышел.
На следующий день вернулась жара.
Прошло еще два дня — и ни слова от Равны.
Властитель Булат не спеша рысил по стенам на вершине Холма Звездолета. Было около полуночи, и солнце висело на высоте градусов пятнадцать над северным горизонтом. Шерсть покрывалась потом — лето выдалось самое жаркое за десять лет. Суховей задувал уже тринадцатый день подряд. И больше это уже не было желанное тепло среди прохлады севера. На полях засыхали посевы, дым от пожаров вокруг фиордов висел коричневой дымкой и на севере, и на юге от замка. Поначалу этот красноватый цвет был новинкой, переменой среди бесконечной голубизны неба и беловатых морских туманов. Но только поначалу. Когда пожары достигли Восточного Стримсделла, все небо окрасилось красным заревом. Пепел сыпался целые дни напролет, и все запахи забивал запах гари. Кое-кто говорил, что это еще хуже грязного воздуха южных городов.
Солдаты на стене освобождали дорогу. И не только из вежливости или страха перед Булатом. Его войска еще не привыкли к виду элементов в плащах, и объяснение, которое распускал Теневик, не очень помогало: Властителя Булата сопровождает синглет, одетый в его цвета. Эта тварь не издавала звуков мысли и шла невероятно близко к хозяину.
— Успех — это следование графику, — сказал Булат своему синглету. — Я помню, ты меня этому учил.
Сталью врезал в меня.
Элемент посмотрел на него, склонив голову:
— Насколько я помню, я тебя учил, что успех — это умение приспособиться к изменениям в графиках.
Слова были отлично артикулированы. Бывали синглеты, которые умели так хорошо говорить, — но даже наиболее владеющие речью не могли бы поддерживать разумный разговор. Теневик без труда убедил солдат, что наука Свежевателя создала расу сверхстай и что этот, в плаще, так же умен, как обыкновенная стая. Это была отличная маскировка для истинного назначения плащей. Она и внушала страх, и скрывала правду.
Элемент подошел ближе к Булату — ближе, чем бывал кто бы то ни было иначе как в моменты убийства или изнасилования. Булат невольно облизал губы и подался от угрозы во все стороны. Чем-то этот задрапированный был похож
— Да. Гений состоит в том, чтобы побеждать и тогда, когда графики летят в мусорный ящик. — Он отвернулся от элемента Свежевателя, оглядев застланный заревом южный горизонт. — Какие последние сообщения о движении Резчицы?
— Она все еще стоит лагерем в пяти днях пути на юг отсюда.
— Чертова дура! Трудно поверить, что она твой родитель. Хранитель так облегчил ей путь; она со своими солдатами и игрушечной пушкой должна была бы быть здесь уже декаду тому назад…
— И попасть на бойню по графику.
— Да! Задолго до прибытия наших небесных друзей. А она вместо того лезет в глубь материка, а потом лодырничает.
Элемент Свежевателя пожал плечами под темным плащом. Булат знал, что радио настолько тяжелая штука, насколько и кажется с виду. Ему было приятно, что этот другой платит за свое всеведение. Подумать только, каково в такую жару быть закутанным до мембран. Здесь он мог это себе представить… а в помещениях — даже и унюхать.
Они прошли мимо настенной пушки. Ствол блеснул слоистым металлом. Дальность выстрела орудия была втрое дальше, чем у жалких игрушек Резчицы. Пока Резчица возилась с Компьютером и интуицией человеческого детеныша, Булат получал прямые указания от Равны с компанией. Сначала он испугался размеров пушек, подумав, что Гости настолько его превосходят, что даже не должны ничего опасаться. Но потом, чем больше он слышал о Равне и остальных, тем яснее осознавал их слабость. Они не могли сами с собой экспериментировать, сами себя улучшать. Закоснелые и медленно меняющиеся тупицы. Иногда они выказывали примитивную хитрость — Равна уходила от ответов на вопрос, что им нужно на Звездолете, — но в их письмах все громче звучало отчаяние, и еще — озабоченность судьбой человеческого детеныша.
А еще несколько дней назад все шло так хорошо! Выйдя из пределов слышимости стаи-артиллериста, Булат сказал элементу Свежевателя:
— И все еще нет вестей от наших «спасателей».
— Да. — Это был еще один сорванный график, и важный, который находился вне их контроля. — Равна пропустила четыре сеанса. Два моих элемента сейчас вместе с Амдиджефри. — Синглет ткнул мордой в сторону купола внутреннего хранилища. Жест этот был неуклюжим обрывком — без остальных морд и глаз язык жестов был очень ограничен. Мы построены не для того, чтобы бродить здесь кусок, и там кусок. — Еще несколько минут, и эти ребята из космоса пропустят пятый сеанс. А дети, как ты знаешь, готовы впасть в отчаяние.
Голос элемента звучал сочувственно, и Булат невольно подался еще дальше в стороны. Он помнил этот тон с самого начала своего существования. И помнил смерть и резание, которые за этим следовали.
— Я хочу, чтобы они чувствовали себя счастливыми, Тиратект. Мы полагаем, что связь возобновится, и тогда они будут нам нужны. — Булат оскалил шесть пар челюстей в сторону элемента. — Твои прежние штучки не пройдут!
И элемент вздрогнул почти незаметно, но для Булата это было приятнее, чем ползание на брюхе десяти тысяч других.