Пламя под пеплом
Шрифт:
Так закончились наши первые попытки наладить сотрудничество с городом. Пришлось убедиться, что на поляков нам нечего рассчитывать, что так хорошо нам знакомый исконный польский антисемитизм ныне еще усилился и несомненно они будут действовать против нас, считая нас в перспективе своим политическим врагом.
У ЭФПЕО есть теперь уже свои традиции, есть тренированные и дисциплинированные бойцы, которые знают, как раздобыть оружие.
В Бурбишки на немецких складах боеприпасов оружие добывается только благодаря ловкости рук. Здесь работает специальное звено ЭФПЕО, которому командование поручило эту задачу, - братья Левка и Гиршка Гордоны и еще пара Гордонов - сдержанные и
Благодаря всем им, изо дня в день склады ЭФПЕО пополняются боеприпасами и гранатами, а иногда и разобранными на части автоматами. Изо дня в день Барух твердым шагом проходит через ворота гетто, быстро-упруго идут братья Гордоны, а веселый юный Зямка - тот влетает чуть ли не бегом
После долгих переговоров с охраной на воротах мы получили разрешение привезти в гетто немного припасов для наших голодных товарищей. Утром подкатил грузовик с рабочими. С кузова соскочили два парня с мешками "соли": картофель сегодня не достали. Охранники проверяют - да, соль. Несите в гетто.
Так в этот день запасы ЭФПЕО пополнились двумя мешками аммонита, уворованными братьями Гордонами из немецкого блиндажа на территории бывшего парка пионеров. В тех местах работы, где есть шансы стащить оружие или купить его, члены ЭФПЕО постоянно начеку. Братья Пиловские тайком покупают оружие у знакомых крестьян. Авраам Гонтовник, Хаим Лазер, Лейб Дистель, Гиршка Левин, Тевка Гальперин, Ненька Толерант, разбросанные по разным местам работ для немецкой армии, тоже добывают оружие и переправляют его в гетто.
На улице Вивальской находится дом ИВО - Еврейского научного института большое, совсем неповрежденное белое здание, хранящее вековые сокровища культуры. Теперь сюда переезжают немцы из штаба Розенберга - д-р Миллер и д-р Поль, Сфоркет и Шифер: ИВО передан в ведение германского министерства пропаганды. Над главным входом - там, где некогда висела большая карта, изображавшая связи ИВО с еврейскими общинами в диаспоре, немцы уже в 1941 году повесили своего германского орла с массивной надписью:
"Германия будет жить, Германия поэтому победит".
Теперь здесь работают евреи. Большинство принадлежит к вильнюсской интеллигенции, некоторые - в прошлом активисты ИВО: Калманович, Ума Олькиницкая, д-р Гордон, Файнштейн, Суцковер, Шмарьяху Кочергинский и другие. Это - единственное место, где евреев используют на интеллигентной работе, потому что их нельзя заменить неевреями. Всем заправляют Поль и Миллер "эксперты" по иудаизму и еврейской кутьтуре. Они ежедневно демонстрируют свои "познания" в данном вопросе, приказывая вышвырнуть как еврейские книги Андерсена, Роллана, Шевченко.
Богатая библиотека, древние документы и архив ИВО свалены в кучу и сортируются заново по усмотрению немецкого начальства. Большая часть грузится в вагоны и отправляется на макулатуру, осталась ничтожная доля, которую собираются увезти в Нюрнберг. Мы становимся свидетелями гибели культурных ценностей. Как мусор валяются редкие манускрипты, невосстановимые документы...
Мы спасаем, что можно, и уносим в гетто. Поэт Суцковер, Кочергинский, Калманович, Файнштейн, Наоми, Маркилис, Рахель Крынская и другие ежедневно проносят под платьем ценные исторические документы, рукописи, библиографические редкости. Их прячут в специально вырытой в гетто "малине".
Есть в бывшем ИВО и еще одна категория литературы, поступающая в гетто, о которой не знает даже большинство группы ИВО.
Немцы свезли сюда найденные ими в городе советские книги. Просторный зал наполнился массой русских изданий, подчас роскошных и самых новых. Зал заперли. Для рабочих вход в него запрещен. Работают там только в присутствии немца или поляка.
Запертое помещение особенно заинтриговало автора этих строк и Михаила Ковнера: нам нужен был особый вид советской литературы, которую пока никак не удавалось отыскать. А вдруг она там? Надо попасть в зал во что бы то ни стало! После долгих приготовлений и неудачных попыток мы очутились в зале. В дикой спешке роемся в бессчетных томах Маркса, Ленина, Сталина, Пушкина, Лермонтова, копаемся в книгах, пока вдруг не замечаем стопки брошюр в серых обложках, на которых значится: издано комиссариатом обороны для командного состава. "Вот оно, то, что мы искали, - взволнованно бормочет Михаил.
– Устройство мин, ремонт оружия, пользование гранатами, боевой устав - все, все..." А теперь забрать и переправить в гетто.
Отныне мы с Михаилом уже не носим ни ценных книг, ни старых документов. Порой отказываемся взять даже выдающуюся библиографическую редкость. Учитель Лубоцкий сокрушенно вздыхает: вот она, современная молодежь, непроходимое невежество. Что для нее сокровища культуры, что она понимает в них? А ведь мы в их возрасте... И маленький Лубоцкий горестно разводит руками.
А в гетто на тайных занятиях бойцы ЭФПЕО штудируют принесенные брошюры, изучают все, что касается гранат, подрыва железнодорожных и шоссейных дорог.
Прошло немного времени, и "эйнгейт бумаги и культуры" начал снабжать нас и настоящим оружием: советскими пулеметами.
Среди 40 рабочих ИВО шестеро - члены ЭФПЕО. Рабочие не подозревают, что между поэтом Суцковером, плотником Менделем Бурштейном, членом "Хашомер хацаир" Михаилом Ковнером, литератором Шмарьяху Кочергинским и Ружкой Корчак существует связь, тайная и единственная в своем роде. А ведь они видят этих людей изо дня в день. Суцковер, кажется, целиком занят своей поэзией и поисками древних документов, которые он собирается укрыть для будущих поколений. Шмарьяху сочиняет стихи и рассказы. Он всегда весел, оживлен, остроумен и полон оптимизма. Михаил - младше всех и самый большой молчун. Глядя на Менделя Бурштейна, кажется, будто он ни о чем другом не думает, кроме выноса бумаги на продажу. Определить характер Ружки трудно - внешне неизменно спокойна и улыбчива. Однажды кто-то подсмотрел, что она учит иврит - именно в штабе Розенберга!
– и посмеялся.
Кто мог себе представить, что Суцковер пишет не только стихи и поэмы; кто мог заподозрить поэта в том, что, не ограничившись сочинением боевой песни-клича, зовущего к восстанию, он не только на бумаге призывает "взять в руки сталь", но и собственными руками - на подпольных занятиях организации сжимает сталь пистолета, с которым не расстанется уже до самого конца. В его рабочей комнате под фолиантами Иехоаша, Лейвика, Гальперина, под пыльными рукописями спрятаны бельгийские револьверы и диски советских автоматов.