Пламя возмездия
Шрифт:
Впрочем, сокрушаться по поводу возможных каналов утечки информации было слишком поздно. Или же наоборот, слишком рано. Главное сейчас – отыскать причины этих кордовских неприятностей и определить размеры нанесенного ими ущерба. Кому-то придется взять это на себя. Но кому? Не мог же он сам оставить все дела и уехать в Кордову. Здесь в Лондоне дел невпроворот. Джемми, естественно, отпадал. Генри был слишком эмоционален и нерешителен, когда требовалось занять жесткую позицию. Еще два месяца назад он бы, не раздумывая долго, послал бы Тимоти. Но теперь…
Это должен быть Чарльз! Решение пришло к нему внезапно. И, хвала Богу,
Его внимание привлекло еще одно послание. Это было уже знакомое письмо – кремовый конверт, на котором не было обратного адреса, лишь его имя и пометка «Лично и конфиденциально». Норман помнил, как Джонсон отдал ему этот конверт. Оно было доставлено не по почте, а с посыльным уже ближе к концу дня. Теперь оно лежало у него на столе до сих пор нераспечатанным. Норман сразу же принялся разрезать этот конверт, но внезапно передумал. С чего бы это? Бог ведает. Скорее всего, так было подсказано инстинктом. У него возникло чувство, что это может подождать, что этим не следовало заниматься до тех пор, пока не будут прояснены остальные проблемы, ожидавшие, что ими займутся в первую очередь. Ну, а теперь для этого наступил как раз подходящий момент.
Вскрыв конверт, он извлек оттуда единственный листок бумаги. Почерк был ему незнаком:
«Полагаю, что в наших с вами интересах встретиться в течение ближайших сорока восьми часов. Я буду на вечерней молитве в церкви Сент Магнус в пятницу в пять часов. Возможно, и вы ощутите потребность в молитве».
Письмо было подписано: Джонатан Хаммерсмит.
Норман знал Хаммерсмита, хотя и не очень хорошо – он был главным компаньоном у Кауттса. Иногда у них возникали кое-какие общие дела. Это было распространенным явлением, время от времени один банк приглашал другой на тур вальса. Случалось, что та или иная акция оказывалась не под силу одному банку и тогда в эту упряжь впрягались несколько: потери и прибыли делились между всеми участниками. Но в последний раз Мендоза и Кауттс сотрудничали лет шесть назад. Что в таком случае этому Хаммерсмиту нужно было сейчас? И к чему выбирать такое экстравагантное место встречи? Ладно, завтра это выяснится. Разумеется, он пойдет к вечерней службе. Это будет его вторым посещением церкви, в последний раз он там был на свадьбе у Тимоти. Да, Тим…
Норман вздохнул, потом выдвинул ящик стола и положил туда бумаги, с которыми он работал, затем закрыл ящик на ключ, висевший у него на цепочке от часов, и заодно посмотрел на часы.
Десять сорок пять. На улице его должен был ожидать экипаж. Ночной сторож выпустил его из здания. Выйдя на улицу, Норман увидел стоявшего у кареты кучера. Норман без слов кивнул ему в знак приветствия, ему не хотелось ни с кем разговаривать.
– Домой, сэр?
Банкир задумался. Боже, как же ему хотелось выспаться! Два безумных дня брали свое, но он покачал головой.
– Не сразу, я должен еще заехать к мистеру Тимоти.
– Хорошо, сэр.
До Бэзил-стрит было недалеко. Через десять минут они остановились у дома Тимоти. Двери Норману открыл Харткорт.
– Мистер Чарльз был здесь недавно, но уже ушел. Доктор наверху.
– Да, спасибо.
Норман не стал дожидаться, пока дворецкий проводит
Мисс Дансер, насколько позволила ее внушительная фигура, изобразила что-то вроде книксена.
– Добрый вечер, сэр.
Потом она обратилась к незнакомому Норману доктору с разъяснениями.
– Отец этого джентльмена. Он уже был здесь сегодня, До того как вы пришли.
На это доктор лишь кивнул и воздержался от каких-либо объяснений. Его внимание было сконцентрировано на больном. Норман видел, как он приставлял стетоскоп к груди, ощупал живот, натренированным движением большого пальца открывал и закрывал веки Тимоти.
– Что вы можете сказать? – спросил Норман.
Доктор поднял голову.
– Никаких изменений. Вообще никаких.
– Что это означает?
Хотя уже примерно знал, что это означало. Чарльз уже успел ему сказать, когда они встретились сегодня на несколько минут и объяснить, как все произошло. Во всяком случае, версию того, как все это произошло. Норман не тешил себя иллюзиями, что ему была представлена вся цепь событий и поступков от начала и до конца. От него не ушло чувство вины, застывшее в глазах сына. Но на детальные расспросы времени не было, Чарльз, сославшись на срочную встречу, исчез, пообещав заехать к Тиму домой, когда освободится.
– Что означает это отсутствие изменений? – повторил он свой вопрос.
Норману было необходимо услышать оценку состояния Тима из уст врача.
– Это означает именно отсутствие изменений. Ваш сын не подает признаков выхода из коматозного состояния.
– И как долго это может продолжаться?
Доктор в упор посмотрел на Нормана. Ему было нелегко произнести эти слова, но они все же прозвучали.
– Возможно, несколько лет. Такие случаи бывали.
– Проклятье, – тихо вымолвил Норман. – А есть ли этому какая-то альтернатива?
– Он может умереть. Паралич может прогрессировать и охватить сердце или легкие. Такие случаи тоже известны.
– Понимаю. А насколько высока или, если хотите, низка вероятность того, что он поправится? Сможет ли он через несколько дней прийти в себя?
– Не похоже. По моему мнению, шансов на это никаких.
– Вы достаточно искренни, доктор.
– Вы бы предпочли, чтобы я был неискренним?
– Ни в коем случае.
Еще раз взглянув на сына, Норман повернулся и вышел из спальни.
15
Холмы вблизи Сан-Хуана
7 часов вечера
В крошечной келье сестры Магдалины ощущался какой-то необычный запах, он не был неприятным, но не поддавался определению. Епископ звучно потянул носом, но не мог соотнести этот запах ни с чем. Он склонился над лежащей монахиней. Мать-настоятельница приблизила свечу, чтобы Его Преосвященство мог лучше видеть.
Магдалина, одетая в сутану, вытянувшись лежала на узком соломенном тюфяке, постеленном на каменной плите. И епископ, и мать-настоятельница пристально смотрели на нее. Ее вполне можно было принять за покойницу – настолько неподвижной была эта темная фигура. Мать-настоятельница перекрестясь забормотала молитву. Сестра Магдалина открыла глаза и щурясь от непривычно яркого света свечи, стала подниматься.