Пламя
Шрифт:
Этого было довольно.
– В особенности малоинтересная женщина, я думаю, – таков прямой вывод из твоего изысканно вежливого замечания.
– Боже милостивый! – простонал Роберт.
– Тетя Гетти была права, сказав мне однажды, что и прекрасные женщины никогда не удостаивались уважения с твоей стороны, – и Тони вся покраснела, охваченная гневом до глубины души.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Роберт с опасным спокойствием.
– Разве моя мысль неясна? Точный смысл слов тети был тот, что ты никогда
– Так ты оценила мой характер и этой меркой ты меришь меня?
– Ты сам указал мне путь. Твое первое замечание едва ли можно было считать словами любящего человека.
– О, конечно, если считать нужным искажать мои слова…
– Я не искажаю! – в бешенстве вскрикнула Тони. – Ты был груб со мной без всяких к тому поводов. Что я сделала? Мне и спрашивать не надо. Я отлично знаю, что ничего. Просто тебе начинает уже надоедать.
Марта вошла в комнату и сообщила, что автомобиль ждет. Она осталась стоять у дверей.
Роберт посмотрел на Тони, Тони – на него, с поднятой головой, с пылающим лицом.
Он вышел из комнаты, и через минуту Тони услышала, как отъехал автомобиль.
Ссоры идут хорошо, пока они продолжаются и каждая из сторон находится в упоении битвой. Но потом, когда каждый остается наедине с собой, пыл и натиск остывают, и чувства печали и грусти занимают их место.
Что за день! Долгий, как неделя. Тони не могла ни рисовать, ни играть, ни читать. Тысячу раз выходила она на галерею и в полевой бинокль Роберта смотрела на дорогу, ожидая его возвращения. Он вернулся очень поздно.
И он весь день был расстроен и жалок. Был момент, что он хотел телеграфировать Тони, но самолюбие удержало его.
Он не подошел к ней с поцелуем. Это должна была сделать она, прося прощения.
Своими большими глазами она посмотрела на его равнодушное лицо, и ее собственное потеряло всякое выражение.
Обед прошел в атмосфере той тягостной вежливости, которая бывает возможна только между двумя любящими людьми, когда они злы друг на друга.
После обеда Роберт сказал, что ему нужно писать письма, и удалился к себе в комнату. Тони осталась на веранде.
Конечно, он придет. Он должен прийти. Но он не шел. Он был слишком избалован в течение всей своей жизни, и последние три месяца не могли устранить этого. Тони была не права, и замечания ее были дурного тона. Это верно, но ведь и его собственные были не безупречны.
Роберт затаив дыхание прислушивался к ее шагам, когда она поднялась по лестнице. Зайдет ли она? Конечно, зайдет.
Но она не пришла. Она прошла к себе в комнату, и он с раздраженным изумлением услышал, как повернулся ключ в ее замке.
Бедная Тони! Ночь была для нее сплошным мучением, и казалось, не кончится никогда, но рассвет все-таки наступил.
К завтраку она надела муслиновое
– Надеюсь, ты спала хорошо? – спросил он вежливо.
Тони пробормотала что-то и сбежала вниз.
Подлинный страх и ужас охватили ее. Только человек, которому безразлично, которому начинает надоедать, мог выглядеть так обычно, говорить так обычно, как если бы ничего не произошло, как если бы прошедшей ночи и вовсе не было.
Роберт решил дать Тони урок.
Она затронула его гораздо больше, чем сама себе представляла, тем, что заперлась.
Он спокойно завтракал и мягко сказал ей, что, возможно, вернется поздно и чтобы она его не ждала. Самолюбие помогало ей, с своей стороны, говорить и смеяться.
Он вышел, почти уверенный в том, что ее это мало трогает.
Как только Роберт уехал, Тони поднялась наверх в его комнату. Она зарылась лицом в его пальто и плакала безутешно. Даже старая Марта пришла и упрашивала ее пойти пообедать.
– Обед прекрасный, сударыня.
– Прекрасный, – ответила бедная Тони, рыдая.
– Хозяину бы хотелось, чтобы вы поели.
– Ему все равно, ем ли я или нет, – сказала Тони по-английски.
Она рано пошла спать и, став на колени возле окна, спряталась за занавеской, ожидая, пока Роберт вернется.
Он скоро приехал. Его шаги болезненно отзывались в ее сердце. Она продолжала стоять на коленях.
Дважды она пыталась крикнуть, но голос не повиновался ей. От холодного ночного ветра она вся продрогла.
Когда она поднялась, она почти падала и, спотыкаясь, направилась к кровати.
Неужели так это и кончится? Неужели так это бывает, когда мужчинам надоедает? Но ведь они с Робертом еще так мало прожили!
– О Боже, Боже! Больше я не в силах переносить. Я должна знать. Если я ему в тягость, пусть лучше скажет, чем продолжать так.
Она подошла к его двери и, вся дрожа, остановилась в ожидании. Всегда кажется, что между нами и теми, кого мы любим, открывается непроходимая пропасть, когда мы ссоримся. Пропасть открылась перед Тони.
В глубине этой пропасти она видела безразличие – как же она могла после этого пойти к Роберту?
Своей нервной рукой она дотронулась до ручки двери, которая слегка заскрипела. Тони повернулась, чтобы в отчаянии уйти.
Когда она повернулась, дверь открылась, и Роберт появился перед ней. Он не сказал ни слова и только смотрел на нее, затем схватил ее в объятия.
– Тони, – прошептал он, – как ты могла?
Она была не в силах говорить. Ласкающая теплота и искренность его, его сжимающие объятия, пульс и биение его сердца, которые она ощущала около себя, – все это охватило ее, как чудесный сон. Она стала его быстро целовать – глаза, волосы, губы.