План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945

Кларк Алан

В России, как и в Германии, взаимоотношения армии и государства носили деликатный характер. В обеих странах перед диктатором стояла проблема дисциплины личного состава и подчинения его своим политическим целям. В обеих странах это было достигнуто, но совершенно различными путями, что в свою очередь имело далеко идущие последствия. Гитлер взял верх над своими генералами искусным маневрированием и через несколько лет добился их исключения из области политики, где до этого они целых полвека правили, как арбитры. Затем подкупами, лестью, запугиванием он переключил их энергию и опыт в единственную область – обеспечение высокой боеготовности.

Но русский офицерский корпус не был изолирован, он был раздавлен. После чисток Красная армия стала покорной до идиотизма; преисполненной чувством долга,

но не имеющей опыта; лишенной политического веса или притязаний ценой утраты инициативности, склонности к эксперименту и нововведениям. Остается вопросом, не исчез ли также их врожденный патриотизм, первобытная любовь к матушке-России, которая заставляла их предков, живших при еще более варварских и тиранических режимах, чем сталинизм, подниматься на борьбу и побеждать захватчиков? Ибо эта любовь, и сила воли, и фатализм, и эта способность переносить невероятные страдания – все эти чисто русские качества потребуются в полной мере в первые ужасные недели после нападения Германии.

В начале 1941 года разведывательный отдел ОКВ оценивал численность русских как «не более чем» 200 дивизий. После войны Гальдер сказал: «Это было грубой недооценкой, эта цифра была ближе к тремстам шестидесяти». На самом же деле первая цифра была гораздо более вероятной; просто советская мобилизационная машина была прекрасно отлажена, и еще до конца июля под ружье поставили свыше одного миллиона человек. В таком огромном достижении большую помощь оказал Осоавиахим, в котором состояло 36 миллионов членов, из которых 30 процентов были женщины. Это была общенациональная полувоенная организация, которая «обучала людей основам гражданской обороны и рукопашного боя. В клубах имелись отделения местной противовоздушной обороны, авиации, подготовки парашютистов, партизанских кадров и даже военных собаководов. На них возлагалось разминирование и сбор оружия и имущества в тыловой полосе».

Гитлер не принимал во внимание подспудную силу подобной организации. Он верил, что советская военная машина настолько пропитана коммунизмом, неуверенностью, подозрительностью и наушничеством и так деморализована чистками, что не может действовать надлежащим образом. «Вам нужно только пнуть дверь, – сказал он Рундштедту, – и все гнилое строение рухнет».

Кажется странным, что этот столь ортодоксальный взгляд на разлагающее влияние политики на военную систему высказывает Гитлер, с его безграничным презрением к профессиональным солдатам и вечным превознесением долга перед партией над требованиями совести. Но какова бы ни была его логика, он просмотрел один очень важный фактор в своей оценке потенциала русских. Теперь вермахт имел перед собой противника совершенно иного сорта, не похожего на мягонькие нации Запада. «Русский солдат, – сказал Крылов, – любит воевать и презирает смерть. Ему приказано: если ранен, притворяйся мертвым; жди, пока не подойдут немцы; выбери одного и убей! Убей из винтовки, штыком или ножом. Вцепись ему в горло зубами. Не умирай, не оставив рядом с собой труп врага» [30] .

30

Более точный текст этих приказов можно найти в параграфе два введения «Временного полевого устава Рабоче-Крестьянской Красной армии» (Наркомат обороны, 1937 год): «Постоянное стремление схватиться с врагом с целью его уничтожения должно лежать в основе подготовки и действий каждого командира и бойца Красной армии. Безо всяких дополнительных приказов враг должен быть смело и решительно атакован в любом месте, где бы его ни обнаружили».

Глава 3

ВООРУЖЕННОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ

«Обремененный тяжелыми заботами, обреченный на месяцы молчания, я, наконец, могу говорить свободно. Германский народ! В этот момент идет наступление, по своему масштабу сравнимое с величайшими, которые когда-либо видел мир. Сегодня я снова решил вручить судьбу и будущее рейха и нашего народа нашим солдатам. Да поможет нам Бог в этой борьбе».

Обращение Гитлера ко всей нации было прочитано Геббельсом по радио в семь часов утра 22 июня. Четырьмя

часами ранее ослепляющие вспышки залпов шести тысяч орудий озарили небо на Востоке, и ошеломленные русские оказались в хаосе огня и разрушения. Пограничники, пробужденные лязгом и грохотом гусениц танков и выбежавшие полуодетыми в дыму из казарм, замертво падали под огнем. Немцы на своих артиллерийских позициях то и дело перехватывали одно и тоже послание: «Нас обстреливают. Что делать?» [31]

31

Генерал Гюнтер Блюментритт, начальник штаба у фельдмаршала фон Клюге, приводит ответ из русского штаба: «Вы с ума сошли. И почему ведете переговоры открытым текстом?»

Какой страшный момент в истории! Лобовое столкновение двух величайших армий, двух самых абсолютных систем в мире. Ни одна битва в истории не может сравниться с этой. Даже первые тяжеловесные содрогания августа 1914 года, когда по всем железным дорогам Европы мчались эшелоны с мобилизованными или последний обессиленный удар по линии Гинденбурга спустя четыре года. По численности участников, весу выпущенных снарядов, протяженности фронта, накала боев такого дня, как 22 июня 1941 года, больше не будет.

Русская оборона была совершенно не согласована и на этой стадии зависела от инициативы – где ее осмеливались проявить – местных командиров и от инстинктивной стойкости передовых частей, которые, ни на что не надеясь, стояли насмерть малочисленными группами в недостроенных укреплениях. Даже тогда, когда бои бушевали уже в течение трех с половиной часов, когда по германскому радио прославляли «величайшее наступление, какое видел мир», приказ советского командования предписывал: «…Войскам атаковать силы противника и уничтожать их на участках, где они нарушили государственную границу, но до особого распоряжения границу не пересекать».

Были запрещены полеты советских ВВС над Финляндией и Румынией.

Немцы разделили свои силы на три группы армий: «Север» – под командованием фельдмаршала Риттера фон Лееба; «Центр» – фельдмаршала фон Бока, и «Юг» – фельдмаршала Герда фон Рундштедта. В соответствии с порядком развертывания, который так успешно использовался в Польше и Франции, бронетанковые силы были обособлены от пехоты и сосредоточены в четыре независимые группы под командованием молодых, энергичных и умелых танкистов – Клейста, Гудериана, Гота и Гёпнера. По-видимому, такое разделение сил (против которых вскоре была создана эквивалентная русская диспозиция) соответствовало трем целям – Москва, Ленинград и Украина, и это предположение вошло в историю как ориентир для измерения успеха германской стратегии. Но на самом деле «общий замысел» директивы «Барбаросса» был географически не определен. В очень расплывчатых выражениях говорилось о задаче достичь рубежа от Архангельска до Каспийского моря, но зато было ясно сказано, что первичная цель является исключительно военной:

«…Уничтожение основной массы Красной армии, находящейся в европейской части России посредством смелых операций, включающих глубокие вклинивания танками в первом эшелоне; предотвращение отхода боеспособных элементов в глубь России…»

Танковые войска должны были дробить Красную армию, а наступавшая вслед пехота и артиллерия – заставлять ее сдаваться. Гитлер не собирался сражаться за города Советского Союза или вести в них бои, и многие генералы в штабе соглашались с ним. Битва за Францию была выиграна ударом в направлении Ла-Манша, а не Парижа.

Как будет видно дальше, эта формула несла в себе семена будущих осложнений. Часто бывали трения между командующими танковыми соединениями, считавшими, что вся Россия уже у их ног, и мечтающих о движении к сверкающим куполам обеих столиц, и пехотой, не выходящей из боев с массами упорных русских войск в тылу, которая считала, что танки должны приостановиться и помогать им. Эти трения вызвали ряд локальных тактических ошибок и постепенно заразили все Верховное командование нерешительностью, из-за чего в начале осени произошел ряд командных кризисов. Но в июне бесспорным казалось то, что все условия директивы выполняются с буквальной точностью.