Планерята
Шрифт:
– Нет. Я не прогонял.
Она посмотрела на меня горящими глазами. Нижняя губа надулась и дрожала, точно розовая слезинка.
– Это ты, папа, ты!
И, громко топая, она с плачем убежала в дом. О господи! За один день я умудрился стать убийцей и лгуном,
Уже вечерело, когда вернулся сын. Заслышав в доме знакомые шаги, я его окликнул, он вышел и остановился передо мной. Я поднялся.
– Прости меня, сын. Мне так горько то, что с тобой случилось - никакими словами не скажешь. Твоей вины тут нет, я один виноват. Надеюсь,
Я замолчал на полуслове. Больше говорить было нечего.
– Ты собираешься выставить их с вашего ранчо?
– спросил он.
Я растерянно уставился на него.
– После того, что случилось?
– Слушай, пап, а что же ты станешь с ними делать?
– Вот я сейчас пытаюсь решить. Не знаю, что для них будет лучше.
– Я взглянул на часы.
– Пойдем-ка поговорим с вождем.
Он просиял, дружески хлопнул меня по плечу. Мы побежали к джипу и помчались назад в лощину. Холмы пылали в косых лучах заходящего солнца.
Пробираясь по лощине между темнеющими дубами, мы почти не разговаривали. Мне все сильней становилось не по себе - это смутное чувство охватило меня с той минуты, как трое планерят взлетели с моей террасы и деловито устремились на восток.
У стоянки вождя мы вышли из машины, но здесь никого не было. Костер догорел, чуть розовела кучка углей. Я громко позвал на языке планерят никто не откликнулся.
Мы переходили от стоянки к стоянке - костры всюду погасли. Мы взбирались на деревья-все домики опустели. Мне стало и страшно и муторно. Я звал и звал, пока совсем не охрип. Наконец, уже в темноте, сын взял меня за локоть.
– Что ты думаешь делать, пап?
Я стоял среди пугающего, безмолвного леса, меня била дрожь,
– Придется позвонить в полицию в газеты, предупредить.
– Как по-твоему, куда они девались?
Я посмотрел на восток - там, в исполинском провале меж двух высоких гор, словно светляки в глубокой чаше, роились и мерцали звезды.
– Последние трое, которых я видел, полетели в ту сторону.
Мы пропадали с сыном несколько часов. А когда вышли к ярко освещенной террасе, я заметил на дорожке тень вертолета. И увидел на террасе Гая. Он сгорбился в кресле, обхватив голову руками.
– Он был вне себя, - говорила Эми моей жене.
– И ничего не мог поделать. Мне пришлось утащить его оттуда, я и решила, наверно, вы будете не против, если мы прилетим сюда, к вам, и уж тут вместе подумаем, как быть.
Я подошел к ним.
– Здравствуй, Гай. Что случилось?
Он поднял голову, медленно встал и подал мне руку.
– Все идет прахом. Они все погубят, мы даже не решаемся подойти поближе.
– Да что случилось?
– Только мы ее подготовили к пуску.
– Кого подготовили?
– Ракету.
– Какую ракету?
–
– Ракету "Гарольд",
– Я как раз говорила Гаю, что мы понятия об этом не имеем, нам неделями не доставляют газету. Я жаловалась... Я махнул жене, чтоб замолчала, и поторопил Гая.
– Давай рассказывай.
– Только я нажал кнопку и люк стал закрываться, откуда ни возьмись туча филинов. Окружили корабль, набились 6 люк, и уж не знаю как, но не дали ему закрыться.
– Наверно, их были сотни, - сказала Эми.
– Летят, летят без конца - и прямо в люк. А потом стали выкидывать вон все записывающие приборы. Люди пытались подогнать автотрап, но один филин каким-то прибором ударил моториста по голове, и тот потерял сознание.
Гай обратил ко мне осунувшееся, страдальческое лицо.
– А потом люк закрылся и мы уже не решались подойти к кораблю. Взлет предполагался через пять минут, но он не взлетел. Должно быть, эти треклятые филины...
На востоке полыхнуло яркое зарево. Мы обернулись. За гора - ми по черному бархату неба снизу вверх черкнул золотой карандаш.
– Вот она!
– закричал Гай.
– Моя ракета!
– и докончил со стоном: Все пропало...
Я схватил его за плечи:
– Она не долетит до Венеры?!
Он в отчаянии стряхнул мои руки.
– Конечно, долетит! До автопилота им не добраться. Но ракета ушла без единого записывающего прибора, и даже телепередатчика на борту не осталось. Весь груз - стая филинов. Мой сын рассмеялся.
– Вот так филины! Папка может вам кое-что порассказать.
Я свирепо нахмурился. Он прикусил язык, потом запрыгал по террасе.
– Вот это да! Здорово! Лучше не бывает!
Зазвонил телефон. Проходя по террасе, я стиснул плечо сына; - Молчи! Ни звука!
Он прыснул:
– И сел же ты в калошу, пап. А мне трепаться незачем. Так, разве что иногда про себя посмеюсь.
– Хватит болтать.
Он уцепился за мой локоть и пошел со мной к телефону, корчась от сдерживаемого смеха.
– Погоди, вот люди высадятся на Венере, а венериане им поведают легенду о Великом Бледнолицом Отце из Калифорнии. Вот тогда я все расскажу.
Звонил какой-то бешеный псих, ему срочно требовался Гай. Я стоял возле Гая, и даже до меня долетал крик, несущийся по проводам.
Потом Гай сказал;
– Нет, нет. Что взлет задержался - не беда, автопилот это скорректирует. Не в том суть. Просто на борту не осталось никаких приборов... Что! Что еще стряслось? Да вы успокойтесь. Ничего не понимаю...
А тем врелленем Эми рассказывала моей жене:
– Знаешь, там вышла очень странная история. Мне показалось, эти филины что-то тащат на спине. А один что-то уронил, и кто-то из людей это поднял и развернул. Такой пакетик из большого листа. И знаешь, что там было? Ты не поверишь; три жареные птички! Зажаренные по всем правилам, с такой румяной корочкой!