Планета бессмертных
Шрифт:
– Грустная женщина… грустная женщина… – это был шепот, исходящий не из области рта, а как бы от всего тела, с ног до головы. – Почему ты такая грустная? Что тебя огорчает?
– Ничто меня не огорчает, – ответила я, – но назойливые существа неизвестного происхождения вызывают у меня раздражение. Кто ты?
– Друг заретты…
– Что? – возмутилась я. – Мне пришлось самой вести этот корабль, в то время как на борту находился еще один член экипажа? Тебя что, тоже вывела из строя «вязанка»?
– Нет, – ответил призрак, – но я ничего не понимаю… в полетах. «Кусака», конечно… не послушалась бы меня… даже если бы я попытался вмешаться.
Некоторое время я просто сердито разглядывала призрачного человека, и только потом до меня дошло, в каком смысле он употребляет слово «друг»: он был супругом заретты, то есть мужчиной ее вида, ее любовником. Это наводило на мысль, что некоторые или даже все крошечные частички его тела представляют собой семя… и предназначены для того, чтобы оплодотворять яйцеклетки «Звездной кусаки».
Я поспешно вытерла руки о пол.
РАЗГОВОР С ПРИЗРАЧНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ
– Что ты здесь делаешь? – требовательно спросила я. – Мы в легких. Разве тебе положено быть не в другом органе? Делать всякие неприличные вещи, в результате которых на свет появляются ваши малыши?
– Я регулярно посещаю все органы, кроме исполнения своих… супружеских обязанностей… – эти слова прозвучали почти весело, – я также являюсь тем, кого можно назвать… ветеринаром. Или, может, корабельным инженером. Я проверяю воздухопроводы своей подруги и кровеносную систему в поисках… метаболических отклонений. – Призрак сделал жест в мою сторону. – Что и привело меня к тебе.
– Я не метаболическое отклонение!
Он указал на то место, где я сидела.
– Ты создаешь тепловое пятно. И я ощущаю присутствие неизвестных химикалий…
– Мои химикалии очень даже известны! Ты что, никогда не слышал о стекле?
– Существует много видов стекла, но ты не относишься ни к одному из них. Твоя кожа представляет собой… смесь прозрачных полимеров, обслуживаемую целой армией… сложных клеточных агентов… которые ухаживают за ней и защищают от… внешних микробов. На твоем теле снаружи есть… следы жидкости… для каких целей, я не понимаю. Это не обычный пот… может, просто легкая телесная смазка, препятствующая прилипанию пыли… а может, что-то более сложное. Вот такие… биохимические компоненты… и внушают мне беспокойство, учитывая пусть незначительный, но вполне реальный шанс, что они могут оказать вредное воздействие на мою… покровительницу.
– Не говори глупостей, – заявила я. – Никакого вредного воздействия я не оказываю… сам видишь, «Звездная кусака» здорова и счастлива.
– На данный момент, да, – ответил призрак. – Однако ты – незнакомка с чужеземной биохимией, и я нахожу это достаточным поводом для беспокойства.
– Я не незнакомка. Я Весло. Весло – это приспособление, которое используется для продвижения судна. А тебя как зовут, глупый призрак?
– Нимбус, – ответил он. – Или полностью, как указано в регистрационном справочнике родословных, «Венец капеллы Нимбус Л-3 5». – Внезапно призрачная ткань его тела затуманилась, как будто каждая частичка содрогнулась от отвращения. – Во времена моего деда… мужчин-заретт называли «Удачливый», или «Туманный», или «Облако дождя»; но потом наши владельцы вступили в контакт с homo sapiens и переняли у них обычай давать чистокровным зареттам нелепые имена. Мою прежнюю подругу звали «Принцесса янтарной пустоты». Между прочим, тот, кто дал ей это имя, не владел земным языком, и для него это
Голос призрачного человека постепенно набирал силу и теперь достиг уровня обычной громкости, а по тону очень напоминал голос Уклода, как будто мистер заретта использовал голос маленького оранжевого преступника в качестве модели. Еще я заметила, что Нимбус больше не делал пауз посреди предложения. Когда он произносил свои первые слова «грустная женщина», казалось, он почти не знает английского; зато теперь говорил очень гладко. Может, на «Кусаке» есть специальные устройства обучения языкам, позволяющие призрачному человеку осваивать новые языки за секунды? Это нечестно – я усердно трудилась несколько недель, чтобы овладеть английским, а оказывается, можно избежать нудного процесса обучения с помощью машин!
– Имена заретт меня не волнуют, – сказала я, – но если тебе не нравится, как тебя назвали, возьми себе другое имя.
– Ничего не получится, – ответил Нимбус. – Мы, заретты, наделены неистребимым инстинктом во всем уступать своим хозяевам, даже когда сами предпочли бы действовать иначе. Преодолеть этот инстинкт невозможно, что бы рациональная часть нас ни думала об этом. Быть добрым, послушным рабом – вот что жестко запрограммировано в моих генах.
– Какой же ты добрый и послушный, если жалуешься на своего хозяина первому встречному? Или, может, ты рассчитываешь, что я отправлюсь к Уклоду и скажу: «Пожалуйста, смени Нимбусу имя на Пушистик»?
– При чем тут Уклод? Он мне не хозяин! Просто взял меня в аренду для… любовных целей.
Я заподозрила, что последнюю фразу он добавил, чтобы спровоцировать меня. Его тактика сработала; я встала и сердито сказала:
– Не нравится мне такой разговор. Не знаю, то ли ты умышленно раздражаешь меня, то ли просто такой глупый, что ничего лучше придумать не в состоянии… Возможно, если бы меня принудили исполнять грязную роль жиголо, я тоже с легкостью рассуждала бы на такие неприличные темы. Но я не из их числа.
Резко повернувшись, я зашагала в сторону ведущего на мостик коридора. Но неожиданно для себя остановилась, оглянулась через плечо и, к собственному удивлению, добавила:
– Между прочим, я не девственница.
И выскочила в коридор, чувствуя, как вспыхнуло лицо.
ВОТ И ПРОЯВЛЯЙ СМЕЛОСТЬ; НИКТО НИКОГДА НЕ ПОХВАЛИТ ТЕБЯ ЗА ЭТО
Мне не хотелось возвращаться на капитанский мостик – не очень-то приятно смотреть, как Ладжоли прижимается к Уклоду, словно, кроме него, никто во всем мире не имеет значения. Однако я опасалась, что, если усядусь в коридоре, Нимбус снова притащится следом и будет провоцировать меня, обзывая метаболическим отклонением.
– Никакое я не отклонение, – пробормотала я. – Фактически на этом корабле я единственная, кто умеет себя вести.
Я шла по коридору, все медленнее и медленнее, надеясь, что что-нибудь случится прежде, чем я доберусь до мостика… но ничего не произошло, и я заставила себя войти.
Ладжоли сидела в прежней позе, однако Уклод уже очнулся. Эти двое негромко разговаривали, нос к носу. Войдя, я с силой топнула ногой, давая им понять, что они здесь не одни. Было бы приятно, если бы от неожиданности они подскочили с виноватым видом… но они просто дружно повернули ко мне физиономии. Их щеки почти соприкасались. До чего же несносно!