Планета доктора Моро
Шрифт:
— Нет, так не годится, — невозмутимо сказал Нимир.
По взмаху его руки в воздухе загорелся золотой шар, похожий на неяркое солнце.
— Неужели ты хочешь, Баал-сеепа, чтобы встреча, которой мы оба ждали миллион лет, прошла во тьме? И некому было увидеть её величие, сложить об этом противостоянии песни и легенды?
— Брось, — отмахнулся гость. — Ты ведь прекрасно понимаешь, что мне в любом случае придётся устранить всех свидетелей — и ящериц, и кровососов. Я, конечно, не меньше тебя люблю славу, но мы же не хотим, чтобы об этом визите узнала одна наша общая хвостатая знакомая?
— Да, — задумчиво согласился Нимир. — Забавно, но это, пожалуй, единственный наш общий интерес. И тем не менее, за урдов ты можешь не бояться. Они преданы мне, и никогда ничего не расскажут даже под пытками. От чтения мыслей же я их защитил. Да Адана и не станет их допрашивать — она их презирает.
— Ты слишком
Прометейцы, само собой, не собирались ждать, пока их устранят — как свидетелей, или по любой другой причине. Улучив момент, когда эти двое на них не смотрели, они на максимальной скорости мерцания устремились к выходу из пещеры.
Баал-сеепа развернулся им вслед, и поднял руку, готовясь нанести психический удар. И в тот же момент Нимир атаковал. Золотая молния сорвалась с его пальцев и ударила в затылок незваного гостя, заставив голову последнего разлететься брызгами жидкого золота.
Что произошло дальше, Яшка и Валерка не видели, поскольку благодаря вмешательству Тёмного успешно достигли выхода в соседний зал.
Минут пятнадцать ребята сидели в соседнем зале, размышляя, что им делать дальше. По логике вроде бы можно вернуться — с непрошеным гостем вроде бы покончено. С другой стороны… если у Нимира всё уже в порядке, то почему он до сих пор не послал к ним никого и не позвал их обратно? Конечно, обычные люди взрыв своей головы не переживают. Но то обычные, а здесь существа предельно далёкие от обычных людей. Нимир, вон, заявил, что его вообще нельзя убить, никаким образом, только заточить. И если предположить, что он не врал… А этот… Баал-сеепа на него похож. Может и он такой же?
Джаффа, понимая серьёзность ситуации, посоветовал им возвращаться за барьер. С Нимиром потом можно будет установить контакт повторно, если у него всё будет в порядке. Через того же Лантлу, например. Или через кого-то из урдов. Благо, язык они теперь знают, так что проблем с коммуникацией не будет.
— Поддерживаю, — сообщила Костепилка на параллельном канале. — У меня оборвалась связь с имплантами в теле Сатаны. Скорее всего, он мёртв.
«А с ним накрылись и наши отношения с Фу Манчу. Вряд ли китаец примет во внимание, что сыночек вызвался добровольцем, и что мы были в этом деле по сути только курьерами… И то, что он умер совершенно счастливым, тоже очень сомнительно, что будет аргументом. Он знает толк в мести, и обращение в вампира явно не сделало его более мягкосердечным… тем более, что других сыновей у него уже не будет».
Словом, настроение у Джаффы было — отвратнее некуда.
Прометейцы, тем временем, перекинулись в невидимых крылатых змей и устремились к границе Ю-Атланчи.
Однако возле флаера их уже ждали. Баал-сеепа смотрел на вновь принявших человеческий облик вампиров с лёгкой укоризной — как взрослый на расшалившихся детишек. На его голове не было видно никаких следов полученных повреждений… разве что глаза пожелтели и кожа лица приобрела какой-то… золотистый оттенок. Но в пределах нормы для человека, на статую он ничуть не походил.
— Глупо с вашей стороны было заставлять меня тратить время и силы на поиск. Если бы вы остались в пещере и дождались конца спектакля, я бы убил вас быстро и безболезненно. А теперь мне придётся… поиграть с вами, чтобы компенсировать затраты. Не сегодня, разумеется. Я не хочу портить день победы над Нимиром каким-то мелким злодейством. Вам придётся подождать пару веков, может быть тысячелетие-другое, пока у меня дойдут до вас руки. Но поверьте, вам от этого будет не легче. Я запечатаю вас… в пещере Нимира, пожалуй. Это будет хорошей иронией.
— Да кто ты вообще такой?! — возмущённо выдохнул Данька.
Сдаваться все трое не собирались, в их руках уже мелькало фирменное оружие.
— Ох, невежественные дети невежественного века. Имя Баал-сеепа вам даже ничего не говорит, да?
— Древнесемитское божество Баал не имеет к тебе отношения? — поинтересовался начитанный Валерка.
— Очень отдалённое. Я, конечно, развлекался некогда в Шумере и Аккаде, но вообще-то слово «Баал» означает «Господин», «Владыка». В прасемитский язык оно попало из языка Атлантиды, который в свою очередь произошёл от языка Ю-Атланчи. Мой же титул, ставший именем, означает «Властитель Тёмного Лика».
— Тёмного… Лика? Не того ли самого, что в пещере?
— Именно его, юноша, именно его. Это я создал Лик для заточения Нимира, и трон для общения с ним. Мы с ним были коллегами, как сейчас говорят. Два из семи тронов Властителей Ю-Атланчи принадлежали нам. Тогда меня называли Властителем Разрушения, а его — Властителем Созидания.
— А я-то, дурак, думал, что дьявол — это байки попов, — пробормотал про себя Данька.
— Сказка — ложь, да в ней намёк, — отозвался Баал-сеепа на чистом русском. — Есть сюжеты, которые повторяются из века в век, есть образы, архетипы, которые заложены в нашу плоть и кровь слишком глубоко, чтобы мы могли от них избавиться. Как думаешь, почему Сатана в этом веке играл ту же роль, что и мы с Нимиром миллион лет назад? Даже пятиметровые богомолы с Гора, даже грибы с Юггота, уж насколько они далеки от людей, вынуждены разыгрывать эту надоевшую мне тысячи лет назад пьесу. Но я, по крайней мере, марионетка, которой по сценарию позволено обрезать нити других марионеток, и иногда показать нос режиссёру. Другим не дано и такого утешения.
Лица стерты, краски тусклы, То ли люди, то ли куклы. Взгляд похож на взгляд, А день — на день. Я устал и отдыхая В балаган вас приглашаю, Где куклы так похожи на людей. Арлекины и пираты, циркачи и акробаты, И злодей, чей вид внушает страх. Волк и заяц, тигры в клетке — Все они марионетки В ловких и натруженных руках. Кукол дергают за нитки, На лице у них улыбки, И играет клоун на трубе. И в процессе представленья Создается впечатленье, Что куклы пляшут сами по себе. Ах, до чего порой обидно, Что хозяина не видно, Вверх и в темноту уходит нить. А куклы так ему послушны, И мы верим простодушно В то, что кукла может говорить. Но вот хозяин гасит свечи. Кончен бал и кончен вечер, Засияет месяц в облаках. И кукол снимут с нитки длинной, И, засыпав нафталином, В виде тряпок сложат в сундуках.