Планета доктора Моро
Шрифт:
Из мыслей капитана он знал, что на корабле есть одно «слабое звено» — это хурагок, летающие мешки, которые занимались тут техобслуживанием. Все народы Ковенанта были в определённом смысле «себе на уме», но хурагок в этом смысле обошли даже колонии червей-лекголо. Их не интересовало ничего, кроме исправного функционирования доверенных им механизмов. Предложи им что-то сломать — и они откажутся, но доносить командованию не станут. Предложи им что-то починить — и они с радостью возьмутся за работу, даже если это винтовка врага, который только что убил их сородича. У них вообще не было понятия «своих» и «чужих» — в том смысле, в каком его используют военные. Они были скорее машинами, чем
По крайней мере, именно так их воспринимал капитан. Ричард, внедривший в них «белый свет», быстро понял, что это лишь очередной стереотип. У хурагок была своя культурная жизнь, были понятия дружбы и любви, даже свой аналог искусства. Они могли горевать и радоваться, могли даже сражаться за то, что считали важным.
Просто они совершенно иначе воспринимали мир. Хорошо работающий механизм вызывал у них спокойное наслаждение, а заработавший после ремонта или сборки — острое, сравнимое с оргазмом. Тогда как поломка вызывала едва ли не физическую боль. У хурагок были любимые и нелюбимые машины, оригинальное техническое решение воспринималось ими как произведение искусства, а низкий КПД вызывал раздражение, словно зуд на коже.
В то же время ощущения от собственных тел воспринимались ими притупленно, как люди, например, воспринимают цифры на экране компьютера.
Ричарду очень повезло, хотя он и не знал этого раньше. Сломанные им устройства не были реликтовыми технологиями Предтеч — реакторы были полностью ковенантской технологией, а щит — результатом реверс-инжиниринга археотехнологий, со значительными упрощениями. Хурагок не испытывали потребность охранять реактор, и удовольствие от его починки было даже больше, чем боль от его поломки. Со щитом было несколько сложнее — хурагок так и не смогли определить, является ли эта машина «истинной», то есть принадлежащей Предтечам. Некоторые чувствовали потребность её оберегать, другие — нет. Но даже сторонники первого мнения (которые были в меньшинстве) не видели, как он вносил поправки в программу вычислительного модуля. А играть в детективов хурагок не были склонны — для них существовало только то, что они наблюдали собственными глазами (или скачали из памяти собрата). Так что Моро не попал для них в категорию «ломающих машины» — и соответственно, его приказы они были готовы выполнять (в рамках своей специализации) так же, как любые другие. «Ломающих» не убивали на месте (хурагок могли пойти на прямое насилие только чтобы предотвратить поломку — но не наказать за уже случившуюся), но к технике старались не подпускать, и все их распоряжения воспринимались как помехи.
«Научите меня вашим языкам», — приказал Ричард.
Хурагок охотно выполнили этот приказ. У них было два языка — внешний, выражаемый жестами щупалец и используемый для общения с другими народами; и внутренний, выражаемый ультразвуковыми (и иногда звуковыми) сигналами, на котором они общались исключительно между собой. Естественно, второй язык был значительно более ёмким, но изучить его, как считалось, было невозможно — обычным способом. Телепатический обмен, помноженный на остроту марсианских чувств, вполне позволял обойти эту сложность. Учитывая, как хурагок порой бесила тупость остальных разумных, которым невозможно втолковать простейшие вещи — они очень обрадовались возможности полноценной коммуникации хотя бы с одним «хозяином».
После этого он получил возможность перемещаться по всему кораблю совершенно свободно — в том числе проникать в охраняемые помещения и даже копаться в секретной технике на глазах у местных служб безопасности. Четыре расы Ковенанта вообще не могли отличить одного инженера от другого. Остроглазые киг-яр замечали, что этот конкретный хурагок им незнаком — но в этом не было ничего удивительного, на корабле такого размера.
Ну а если Ричард чего-то не понимал, то всегда можно было
Единственным неудобством новой маскировки была некоторая медлительность. Живые дирижабли не носятся по коридорам со скоростью ракет. Когда на него хоть кто-то смотрел, приходилось неспешно плавать со скоростью идущего человека.
Зато он смог без проблем войти в корабельную сеть. Первым побуждением было, конечно — отключить оборонительные лазеры и/или заставить сенсоры передавать обманную картинку. Но Ричард строго приказал себе не сходить с ума и не увлекаться открывшимися возможностями. Хурагок не поймут такого злоупотребления доверием — то и другое будет ими воспринято как поломка. Да и корабельный искусственный интеллект тревогу поднимет.
Поэтому он просто послал сигнал на поверхность планеты. Использование системы связи по прямому назначению поломкой не считалось.
Спустя два часа на поверхности в провинции Фарсида вспыхнули три ярких световых пятна. Разумеется, по этому месту тут же был нанесён плазменный удар, но ничего ценного там уже не было — просто несколько атомных бомб в необитаемой пустыне.
«Получение сигнала подтвердите одной вспышкой. Согласие с моим планом — двумя. Готовность выполнить план строго в назначенный срок — тремя, — говорилось в сообщении Ричарда. — Если срок не подходит и нужен другой — просигнализируйте двумя вспышками, а третью зажгите, когда всё будет готово».
За прошедшие часы он успел подготовить всё необходимое для реализации следующего этапа. Откровенную ложь (то есть сообщение, что сенсоры засекли нечто, чего они на самом деле не засекали) хурагок не одобрили бы. Но любой член экипажа имел право указать на тактической карте то, что увидел сам. Или ему показалось, что увидел.
Правда, такая пометка требовала правдивой подписи. Если подписать её именем одного из реальных членов экипажа — опять же обидятся хурагоки. Правильно работающая техника врать не должна. Если выдумать несуществующего члена экипажа — любого — сразу же взвоет корабельный ИИ.
Но обе «проверяющих» стороны не работают с концепцией обмана. ИИ не является настоящим разумом (таковые запрещены в Ковенанте), а хурагок крайне наивны по людским меркам. Их интересует только корректная работа программ.
Может ли техника солгать пользователю, при этом продолжая абсолютно безупречно исполнять свою работу? Может, если помнить основной принцип — «Компьютер делает не то, что вы хотели бы, чтобы он сделал, а то, что вы приказали ему сделать». А это, как говорится, две большие разницы.
Заливаем в систему новую таблицу дешифровок. Затем смотрим список существующих таблиц. Смотрим, какая из них вызывается в каком случае. Ставим пометку, что при наличии определённых признаков сигнала должна быть вызвана именно эта таблица. Потом лезем в интерфейс и вносим новое системное сообщение — так, чтобы оно отличалось от привычного капитану системного сообщения всего на один символ — и тот нечитаемый.
Всё, все довольны. Возможности корабля по расшифровке чужих сигналов не снизились — они даже возросли! Машина полностью исправна — что на аппаратном, что на программном уровне. Для полноты картины можно даже попросить одного из хурагоков поставить свою подпись под этим программным обновлением. Это полностью увело концы в воду. Даже если капитан обнаружит, что использовалась не та таблица, и начнёт искать, кто виноват. Техники занимаются апдейтом — что может быть естественнее? А объяснить, откуда они берут те или иные коды — они глупым наземникам просто не в состоянии. Вряд ли кто-то рискнёт допрашивать с пристрастием хранителей артефактов Предтеч.