Планета Харис
Шрифт:
Растениеводы и генетики, они, как личных врагов, ненавидели темные силы природы — эрозию, засуху, суховеи.
Растениеводы теперь получали щедрые, запрограммированные урожаи. Но и этого им было мало, они переходили как раз на новейший метод оптимального программирования фотосинтезом. Супруги с удовольствием показывали Ренате лабораторные схемы, графики, диаграммы.
Александр Бонифатьевич вел энергетическую часть эксперимента, жена — биологическую. Они точно знали ежедневный прирост органического вещества на полях. Ренату очень заинтересовали электронные приборы, передающие
Тронутые наивным восхищением девушки и ее понятливостью, супруги предложили Ренате место лаборанта.
Рената от души поблагодарила, но решительно отказалась.
— Я уезжаю жить в Москву, — сказала она.
— Обаятельная девушка, но какая-то странная, — решили между собой супруги, когда Рената ушла.
Узнав о ее намерении, старый Симонов был очень огорчен и взволнован.
— Но как же… одна в Москве. Что ты там будешь делать? Это не Рождественское. Я думал, ты останешься здесь.
— Зачем? Ты не беспокойся за меня. Не пропаду. Я буду жить, как мечтала Рената, если бы не ставила выше мечты долг. А у меня нет никаких «долгов». Я свободна.
— Но ведь Рената — это ты и есть, — быстро возразил Николай Протасович.
— Да, она это я, но совсем в других обстоятельствах. Кто знает, в чем теперь мой долг, — заметила Рената печально.
Накануне отъезда пришел Юра и принес Ренате в подарок небольшой портрет брата-космонавта, который он сам переснял для нее, а также фотографию свою и деда.
Они втроем поужинали, а потом долго сидели в саду и разговаривали. Юра сказал, что, пожалуй, Рената благоразумно поступает, уезжая в Москву. Его маме удалось что-то подслушать, когда она заходила к дедушке, и она сочла Ренату психически больной, а заодно и свекра, и даже хотела вызвать к ним врача-психиатра. Юра еле отговорил ее, сославшись на то, что Рената уезжает.
— Пусть бы попробовала! — буркнул Симонов. — Чертова баба, пусть ко мне больше не ходит. Так ей и передай.
Рената узнала от Николая Протасовича историю Андрея — отца Кирилла и Юрия. Его женитьба на девушке красивой, но сухой, рассудочной, властной была ошибкой, которая ему дорого обошлась. В тридцатые годы это еще называлось: не сошлись характерами, в девяностые — психологическая несовместимость. Яростные вспышки Андрея, презрительное молчание Наташи, недели, а потом и месяцы враждебного молчания обоих. В таких случаях обычно расходятся.
Однако, зная, что Наташа болезненно самолюбива и будет уязвлена жалостью знакомых, Андрей не стал расторгать брак, а уехал работать на строительство плавучего города в Тихом океане. Жил он один. Раз или два в год прилетал в отпуск повидаться с отцом и детьми, а иногда они
В этот последний вечер Симонов рассказал Ренате о внуке Кирилле.
Кирилл рос здоровым, но впечатлительным и ранимым мальчуганом. Он глубоко был привязан к отцу, и разлад между родителями очень его угнетал. Он не мог переносить, когда мать плохо отзывалась об отце.
Космонавтом он решил стать лет четырнадцати и, будучи равнодушен к технике, пошел учиться в медицинский. Как в свое время среднюю школу, так и медицинский институт он окончил за вдвое меньший срок. Теперь, несмотря на молодость, он был уже известным специалистом по космической медицине, психологии и биологии.
С дедом его связывала крепкая дружба и понимание. Он и на Луне его не забывал: слал письма, радиограммы, беседовал с ним по видеофону, когда имелась возможность.
По возвращении с Луны Кирилл собирался на отдых в Рождественское. Симонов огорчился, что Рената уедет к этому времени.
— Я встречусь с ним в Москве и попрошу у него совета… Если он такой большой ученый, его, наверное, заинтересует моя история… Если он мне поверит, — грустно закончила Рената. Она была в этот вечер грустной и задумчивой. Но ей было хорошо с Николаем Протасовичем и Юрой — они ей верили.
Когда Юра уходил, Рената вдруг попросила его проводить ее утром, пораньше, на кладбище.
— Хорошо… я приду, — с запинкой пообещал Юра. Он сразу понял.
Утром рано мальчик и девушка пошли на кладбище. Оно буйно поросло кустарниками и деревьями, начинавшими уже желтеть. Уже чувствовалось, что осень подходит, она недалеко. Не спрашивая, Юра провел ее узкой мокрой тропкой — ночью пролился дождь — на могилу Ренаты.
В узкой чугунной ограде были похоронены Рената и ее ребенок. У Ренаты невольно похолодело под ложечкой, когда она прочла надпись на камне: «Рената Михайловна Петрова. 39 лет. Мир стал лучше от того, что она в нем жила».
Рената уцепилась за влажную холодную ограду. Белые, беспокойные облака плыли совсем низко, цепляясь за верхушки кленов, опускаясь туманом на траву и могилы.
Солнце то скрывалось, то появлялось, и все вокруг то темнело, уходя в сумрачную тень, то вдруг озарялось желтовато-молочным светом, и птицы начинали громко петь.
— Все туманно, — растерянно сказала Рената. — Она знала, для чего именно живет, а я не знаю. Жить просто для себя так же неинтересно, как готовить праздничный стол для себя одной.
Юра взял ее за руку. На носу его выступили капельки пота. Он заметно побледнел.
— Вам выпало такое счастье прожить еще одну жизнь, неужели вы не рады?
Рената могла бы сказать, что для нее это лишь одна жизнь, но она только слабо улыбнулась. Они ушли.
Прощаясь с Николаем Симоновым, Рената спросила:
— Ты веришь, что я та самая Рената из юности?
— Верю, — просто подтвердил старик.
— Но как это может быть?
— Не знаю. Я ведь не ученый. Вот вернется с Луны Кирилл, он как раз космонавт.