Планета, на которой убивают
Шрифт:
— То есть, к войне?
— Разумеется. Взять хотя бы кампанию на Цапре, про которую не мне вам рассказывать. Это же был испытательный полигон для новых танков, самолетов и тактических ракет. Золотая жила для промышленных корпораций. Извините, да неужто вы азбучных вещей не понимаете?
— Ладно, допустим. Ну, а вы-то что в своей
— Представьте себе.
— Не понимаю, какие же вы мужчины после этого.
Белобрысый развел руками.
— Уж какие ни на есть, — сокрушенно произнес он. — Скажу больше. Вряд ли вам легко это вообразить, однако попробуйте. В ойкумене вообще давно забыли о том, что такое убийство. Поймите, на тех планетах никто никого не убивает.
Я попытался представить себе его мир. На редкость благонравно притворный, насквозь слащавый до оскомины. Арч явно не врал, но мне не верилось. Люди есть люди.
— Одним словом, я уполномочен переправить вас в ойкумену. Как понимаете, для вас это единственный шанс уцелеть. Более того, — Арч многозначительно поднял палец. — Там вы будете практически бессмертны, как и любой житель ойкумены. Вдумайтесь. Я вижу, вы колеблетесь. Конечно, нелегко переварить все это сразу. Но дилемма проста, здесь гибель, а там бессмертие.
Особенно распинаться перед ним я не стал.
— А знаете, ведь вы сволочи, — сказал я.
Он скорчил снисходительную мину.
— Довольно-таки экстравагантное утверждение. Простите, не вижу логики.
— Сволочи, — повторил я. — Утечка технологии, говоришь? Такое лекарство попало к нам, а вы его отбираете? Нам, по-вашему, лечить мозги не надо?
— Еще как надо, — грустно согласился Арч.
Взъярившись, я выложил ему без обиняков.
— Нет, вам надо, чтобы мы тут сидели как дураки, никуда не совались, не причиняли хлопот вашей ойкумене. Никуда я отсюда не двину, понял? Это моя планета, мне чужие незачем. Я тебя добром предупреждаю, пусть ваша поганая
— Жаль, что вы артачитесь, — белобрысый поднялся с кресла. — Предупреждаю, нам придется изъять вас отсюда помимо вашей воли.
Не тратя лишних слов, я вскочил и запустил в него стулом. Придется брать его в заложники, а дальше разберемся не торопясь, что и как.
Он ловко увернулся, отскочил из угла к задней двери, принял странную пружинистую стойку, вполоборота, плавно помавая руками.
Я хотел сгрести его, сделал шаг, и тут у меня в груди, там, где свербело и ныло, распустился колючий огненный шар. Подогнулись колени, я начал падать. Сообразил, что это не выстрел в спину, нет. Давно был сделан тот минометный выстрел, еще на Цапре. Кажется, проклятый осколок все же достал меня. Легкие со всхлипом всосали воздух и замерли в жгучем обруче боли.
Мне очень хотелось жить. Странное дело, ведь я только что отверг предлагемое белобрысым бессмертие.
Все-таки война догнала меня и убила.
Дикая зазубренная боль дергалась под ребрами, я валился на пол, хотел выставить руки по ходу падения, но не было ни ног, ни рук, лишь насаженное на свирепый вертел туловище сгибалось, быстро проворачивалось книзу головой.
Врачи предупреждали, что я могу помереть в любой момент, с важным видом советовали всячески избегать перегрузок. Чепуха, гнить потихонечку не мое занятие. Но вот все, допрыгался.
Где-то в космосе кружатся планеты, на которых не убивают. В отличие от моей.
Тело мягко выстелилось по полу. В глазах тьма, боль ушла, сердце замерло.
Хорошо еще, не на глазах у Янты, не в постели рядом с ней.
Напоследок я успел подумать, что смерть исполнена нестерпимой изуверской тупости. Впрочем, точно так же, как и все остальное.