Планета сокровищ
Шрифт:
– А это мой дядя Билли. Кэбот с Пальма.
Всё! Я успел! Опередил болтунов. Да и Бонс очень уж колоритно выглядел, такого ночью увидишь, в штаны наложишь. Я сам представил, каково это попасться ему в руки при абордаже в космосе! Видимо, и Каспар себе такое представил, вон как лицо вытянулось.
– Так что мне деньги уже и не нужны, - лениво произнес я, похлопывая ладонью по рукоятке кинжала, висящего у меня на поясе, - ладно, мне сейчас некогда, дядю сопровождаю. Да вот еще: что-то не найду Ремми. Пусть кто-нибудь его разыщет и ко мне домой приведет.
Не дожидаясь ответного кивка, я быстро
– Дядя, спаси... Ой! То есть господин Бонс, спасибо, все получилось просто здорово.
– Получится, когда ты кинжал возвернешь. И не забывай, за тобой должок.
– Я помню, за мной сто двадцать фартимов, - понуро ответил кэботу.
– Деньги само собой. А долг в другом. За него рассчитываются шкурой.
– А-а...
– Струсил сам - твои проблемы, тебе и расплачиваться. Но это было до сегодняшнего дня. Сейчас ты вмешал меня, назвав дядей. И если мой названный племянник трусливая мокрица, то кто тогда я?
Бонс смотрел так, что ноги у меня стали подгибаться, еще немного и я грохнусь на землю. Из глаз пирата повеяло леденящим ужасом. От прекрасного настроения, появившегося после разговора с Каспаром, ничего не осталось. За все надо платить, теперь я это явственно понял. Через два дня появится Пауль, и тогда я должен буду показать себя настоящим зубастиком. Или его порежу, забрав обратно кинжал, или это сделает Бонс, но уже со мной. Да, он это сделает, теперь я в этом не сомневался. А ведь есть еще и Гарик, у которого по моей вине кинжал Бонса. А за спиной сына "бумагомараки" маячит тень префекта. Впрочем, Бонс ничего не говорил про Гарика, только то, что я должен заплатить шестьдесят фартимов за отданный тому кинжал. Или вернуть оружие обратно. Попробуй верни!
С Гариком лучше не связываться. А вот с Ремми я вполне в силах разобраться. Могу и порезать! А нечего шпионить за мной. Следил, правда, его братец, но мне без разницы - порежу Ремми, заодно ленточку вымочу в его крови. Надо будет не забыть взять с собой белую ленточку.
Ремми появился ближе к вечеру. Вот наглец - заставил меня ждать!
– Ну, кому ты успел наврать про меня?
– грозно его спросил, демонстративно поигрывая ножнами с кинжалом.
– Никому, - угрюмо ответил парень, опасливо поглядывая на кинжал, от этого я только распалился:
– Не ври! Не ты, так твой мерзкий братец наболтал!
– Ромек никому не говорил, - понуро опустив голову, возразил мне лозер.
– А ты откуда знаешь? Не смей мне врать!
– Я ему верю, а он обещал.
– Да? Кстати, что он там видел, напомни-ка мне.
– Ну, тебя, то есть вас. Там еще был один парень, незнакомый. И тот денег требовал. Сорок фартимов.
– Да? И за что же?
– За то, что никому не расскажет, что вы вовсе не зубастик...
От моего удара Ремми повалился на землю, задев клумбу. А я еще и добавил ударом ноги в бедро лозера.
– Так за что?
– Ни за что. Ничего не было.
– То-то же! И запомни, трусливая мокрица, - я с удовольствием повторил слова Билли Бонса, которыми он меня обозвал пару часов назад, - я зубастик и никого не боюсь! А за то, что твой брат распространяет сплетни, с вас обоих пять фартимов. А чтобы лучше думалось...
Я
Если я настоящий зубастик, то надо быть сильным. Сильным и безжалостным. Но с последним мне не понятно. Когда я бил и резал Ремми, то чувствовал какой-то подъем, воодушевление. Мне это нравилось. Но глядя на скорченную фигуру парня, зажимающего платком рану на руке, во мне что-то шевельнулось. Жалость что ли? Или это называется совестью? Но зубастики, будущие кэботы, не должны проявлять слабость. Значит, я еще не стал по-настоящему зубастиком. Плохо, с этим надо как-то бороться, выкорчевывая все хлипкие качества, не достойные будущего кэбота. А я им еще стану!
В дом я вернулся в прекрасном настроении. Теперь можно показать Билли Бонсу свою новую ленточку, настоящую, не фальшивую. В чужой крови вымоченную! Правда, кровь жалкого лозера, но для зубастика это не так важно. Сынок моего бывшего хозяина тоже покрасил ленточку кровью не кого-нибудь, а долговика его отца. Моей кровью. А я даже не имел ни права, ни возможности ответить. Да как ответишь, вися на перекладине под свистом плети хозяйского сынка? А ничтожество Ремми такое право имел, ведь лозер не долговик.
Подойдя к двери постояльца, я постучался, но ответа не услышал. Спит что ли? Рано еще, разве что устал с дороги, вот и прилег отдохнуть. Я легонько повернул ручку двери - не заперто. Осторожно приоткрыл дверь, глянул внутрь - в комнате пусто. Может быть, моется? Прошелся по дому - никого, только матушка на кухне хлопочет. Где же Бонс? Из дома он не выходил, я бы заметил. Странно.
Я стоял у лестницы и размышлял. Скрип двери, ведущей на чердак, я не мог спутать ни с чем. Очень уж характерно она скрипела. Не знаю почему, но я быстро прошмыгнул в ближайшую дверь, оставив небольшую щелку. Через минуту увидел нашего постояльца, направляющегося в свою комнату. Что же он делал на чердаке? Что-то искал? Нашел или нет? В руках у Бонса было пусто, но это ни о чем не говорило. Если разыскиваемый предмет небольшой по размерам, то кэбот мог засунуть его в карман.
Когда дверь в комнату постояльца закрылась, я осторожно вышел в коридор и, стараясь не шуметь, проследовал к себе. Не успел расположиться на диване, как ко мне вошел Бонс.
– Послушай-ка, малец, а ты на чердак лазал?
– Д-да, - признался я. А как иначе, если соврешь, то матушка проболтается. Она-то знает, что я там был.
– А оттуда что-нибудь брал? Находил?
А ведь было, находил. Книгу про пирата Бафлинта, да еще и с надписью от руки, сообщавшей о владельце книги. Между прочим, тоже Гокинсе. Генри Гокинсе. Не знаю, кем он мне приходится, но удивляться, откуда книга, принадлежащая Гокинсу, попала на теткин чердак, я не стал. Ведь тетка, Чарлита Дунхейм, имела девичью фамилию Гокинс. Значит, книга принадлежала ее предку. Впрочем, скорее всего, и моему тоже, ведь отец был теткиным племянником. А раз так, то он имел такие же права на книгу, как и сама тетка. И у меня те же права. Не знаю почему, но возможно из-за такого вывода, я решил соврать Бонсу.