Планета свалок. Путешествия по многомиллиардной мусорной индустрии
Шрифт:
Мы встречаемся в начале 2012 года в помещении для посетителей нового перерабатывающего завода компании Waste Management стоимостью в $15 млн и размером с гипермаркет Walmart. Бакрак сыграл главную роль в проектировании этого сооружения, а сейчас отвечает за его эксплуатацию. Однако даже во время нашего разговора глаза Бакрака сосредоточены не на мне, а на том, что происходит по другую сторону стеклянного окна двумя этажами ниже: быстро двигающиеся валы пластиковых бутылок, картона и бумаги по поднимающимся и опускающимся конвейерам, вверх и вниз, снова и снова – пока не предстанут в виде идеально отсортированных и связанных стальных скобками блоков бутылок, картона и бумаги размером с тюк сена. «Вы либо любите это, либо ненавидите, – говорит он мне о тех, кто работает в его отрасли. – Вы либо уходите через шесть недель, или даже раньше, либо остаетесь навсегда».
В каком-то смысле мы в Зеленом Раю – месте, где заканчивает свой путь весь домашний утиль, выставленный в день сборки мусора, – с любовью собранные бумага, бутылки и металлические банки. Алан Бакрак – не совсем святой Петр у врат, но он определенно среди тех, кто отвечает за управление.
Цифры говорят сами за себя. В 2010 году Соединенные Штаты переработали примерно 34 % своего «твердого бытового мусора». Таким образом, 34 % мусора, произведенного домами, школами и офисами (но не промышленными предприятиями, строительными площадками, фермами и шахтами), попали не в захоронения, а на какое-то предприятие, которое дало отходам новую жизнь путем повторного использования. С точностью до нескольких процентов эта величина справедлива для Нью-Йорка, Миннеаполиса и других городов страны с долговременными утилизационными программами. А что же Хьюстон? Совсем недавно, в 2008 году, Хьюстон умудрялся перерабатывать всего 2,6 % своего твердого бытового мусора. А остальные 97,4 %? Преимущественно захоронены на свалках. С 2008 года доля поднялась до «шести или семи процентов», по словам сконфуженного Алана. В таком положении вещей нет ничего хорошего по любым меркам. Как это объяснить?
У людей, которые живут в местах вроде Сан-Франциско, где степень переработки превышает 70 %, популярно объяснение, что «деревенщины» не любят переработку. Это не только чванство, но и глубокое непонимание, как и почему в Сан-Франциско обрабатывается такая значительная доля мусора.
Несомненно, культура, образование и доход играют определенную роль в том, сколько отходов перерабатывает конкретный человек или район. Но по моему опыту, ни одна культура не способствует высокой степени переработки так, как культура бедности. Суть проста: если вы можете себе позволить мало, вы будете стремиться использовать многое повторно. Поэтому в Сан-Франциско стеклянная банка из-под томатного соуса для брускетты [9] , скорее всего, отправится непосредственно в мусорный бак; в трущобах Мумбая та же самая банка – если бы кто-нибудь мог себе ее позволить – может стать кухонной утварью. Обитатели трущоб в Мумбае отличаются гораздо более высокой степенью утилизации, чем жители пригородов Сан-Франциско, потому что: а) они меньше потребляют (например, им не надо утилизировать коробки из-под айпада), и б) постоянное выживание требует бережливости. Но вне зависимости от того, насколько бедным или экологически сознательным является конкретное население, степень переработки главным образом зависит от того, может ли кто-нибудь извлечь экономическую выгоду из повторного использования отходов. В Мумбае выгода в основном заключена в личной экономии; в богатом Сан-Франциско, где мало кто из жителей считает центы, которые можно получить от стопки газет, ответ на вопрос, есть ли выгода от собирания чужих отходов, должна искать перерабатывающая компания.
9
Брускетта – традиционное итальянское блюдо. В основе поджаренный хлеб, натертый чесноком и смазанный оливковым маслом, возможны добавления – ветчина, помидоры, зелень и т. д. – Прим. пер.
Хьюстонцы, как и большинство американцев, не разделяют бережливость в мумбайском стиле. Это создает давление на перерабатывающие компании; быть рентабельными для них, к сожалению, оказалось очень трудно. Проблем несколько. Во-первых, Хьюстон – крупный город, но плотность населения очень мала – примерно 1300 человек на квадратный километр. Напротив, в Сан-Франциско плотность составляет 6560 человек на квадратный километр. То есть с демографической точки зрения на каждом квадратном километре в Сан-Франциско будет больше мусорных контейнеров, чем в Хьюстоне, поскольку там больше домохозяйств на каждый квадратный километр. Следовательно, грузовик перерабатывающей компании должен проехать по Хьюстону гораздо большее расстояние, чем по Сан-Франциско, чтобы собрать полтонны газет. Другими словами, перерабатывающая компания в Хьюстоне должна активнее работать и потратить больше денег, чтобы получить доход, аналогичный доходу компании в Сан-Франциско.
Один из способов решить проблему – субсидии на переработку от местных властей, и в некоторых городах так и делают. Но в Хьюстоне, питающем отвращение к налогам и сборам, это непросто, особенно по той причине, что техасские тарифы для захоронений – среди самых низких в Соединенных Штатах. Разумные налогоплательщики – не говоря уже о политиках – могут спросить, почему их просят платить больше за переработку, если можно за куда меньшие деньги просто захоронить тот же мусор.
Другой способ решить проблему – поощрять домохозяйства Хьюстона собирать больше отходов, чтобы каждая забранная порция была потенциально полезнее для перерабатывающих компаний. Верьте или нет, но это действительно нетрудно сделать (причем сделать, не поощряя увеличения потребления). Вот так: уберите два, три, а иногда и семь мусорных контейнеров, по которым американские домохозяйства должны раскладывать потенциальное вторсырье, и замените их одним большим баком, куда можно сваливать все сразу. Такая обработка называется однопотоковой (в отличие от двухпотоковой обработки, когда в один бак складывается бумага, а в другой – все остальное). В сообществах, где ее опробовали, уровень утилизации вырос сразу на 30 %. А почему бы и нет? Даже экологически сознательные люди иногда слишком заняты, чтобы сортировать свой мусор по контейнерам (мне нравится называть это «игрой с мусором»). Поэтому компания Waste Management несколько последних лет разворачивала в
В старших классах некоторые подростки идут работать в McDonald’s, а некоторые рады стричь газоны. Алан Бакрак был не из таких. В нем билась предпринимательская жилка: он искал то, что можно продать дороже, чем купить. Он нашел две такие вещи: перфокарты для компьютеров, которые до конца 1960-х годов были основным способом подачи данных для вычислительных систем, и бумагу непрерывной подачи для компьютеров. И то и другое прекрасно продавалось за наличные в пунктах приема макулатуры, где их готовили к превращению в новую бумагу. Поэтому Алану в школе хватало карманных денег. Подозреваю, на деле у него было больше денег, чем у большинства школьников.
«Мне очень повезло, – говорит он мне, когда я спрашиваю его о том, почему его привлекла перерабатывающая отрасль. – Она хорошо соответствует моим способностям и моим СДВГ и ОКР» [10] . Как и у многих молодых предпринимателей, рано нашедших свое призвание, карьера Алана в колледже длилась недолго, и после ухода он пошел работать в компанию друга, занимавшуюся перевозкой мусора. Там он познакомил мусорщиков с потенциальной выгодой продажи макулатуры, и следующие три десятка лет посвятил утилизации отходов бумаги и картона, которые производят предприятия (не дома) в районе Хьюстона. Однако все изменилось в 2008 году, когда Waste Management, искавшая фирмы, согласные помочь обеспечить бизнес по переработке домашних отходов в Хьюстоне, решила поручить дело Gulf Coast Recycling – компании, где почти три десятилетия проработал Алан. Это было вовремя. Алан хотел, чтобы Gulf Coast перешла на переработку домашних отходов, однако у нее не имелось доступа к большим объемам вторсырья.
10
Синдром дефицита внимания и гиперактивности; обсессивно-компульсивное расстройство. – Прим. пер.
– Их собирают мусорные компании, – объясняет он. – И поэтому трудно оправдать оборудование на 15–20 миллионов долларов, когда у вас нет гарантированных материалов для него.
– Вам нужен масштаб, – говорю я.
– Или муниципальный контракт в Хьюстоне, – замечает стоящая рядом Линн Браун, вице-президент Waste Management по коммуникациям.
– Масштаб в нашем бизнесе очень важен, – широко улыбается Алан.
Waste Management приобрела Gulf Coast Recycling в 2008 году, а в 2010 году начала преобразовывать его в завод однопотоковой переработки. Он открылся в 2011 году, а сейчас сортирует около 270–320 тыс. килограммов отходов в день. Это примерно масса авиалайнера Airbus A380, измеренная в газетах, пластиковых бутылках из-под молока, жестянках от пива и коробках из-под обуви. Когда я прошу прикинуть, сколько домохозяйств создают такую массу отходов, Алан сообщает, что хьюстонская семья в среднем производит примерно 25 кг однопотокового вторсырья в месяц. Не все занимаются обработкой, не все выставляют свои мусорные контейнеры каждую неделю, зато некоторые дают уровень выше среднего – например, семья Алана выкатывает шесть (!) контейнеров в неделю. В то же время небольшая доля материалов, обрабатываемых на этом заводе, поступает от коммерческих предприятий – например, большие баки с картоном, стоящие за супермаркетами. В целом, по приблизительным подсчетам, хьюстонский завод по переработке отходов ежедневно обрабатывает объем, эквивалентный месячному производству примерно 12 тыс. городских домохозяйств.
«Готовы прогуляться?» – спрашивает меня Алан с непосредственной улыбкой. Нас сопровождают Линн Браун и Мэтт Коз, вице-президент Waste Management по развитию и продажам – то есть по зарабатыванию денег на отходах, обрабатываемых на этом заводе. Оба они были на заводе много раз, а Мэтт непосредственно участвовал в его проектировании, однако я не вижу у них никакой скуки при мысли о новом посещении.
Мы выходим вчетвером на улицу и обходим здание, направляясь к закрытой приемной зоне, где грузовик вываливает груз вторсырья на бетонный пол. При однопотоковой переработке больше шуршания, чем стука – в основном из-за того, что 70 % утиля составляет бумага: реклама, газеты, офисная бумага. К этой массе отходов подкатывает ковшовый фронтальный погрузчик, который люди привыкли видеть на строительных площадках. Он забирает мусор и загружает в устройство, которое, по словам Алана, обеспечивает равномерность подачи отходов на конвейер. «Это действительно важно, – говорит Алан, – ведь все, что вы сейчас собираетесь смотреть, должно работать надлежащим образом».
Мы входим в зал размером с супермаркет Walmart, который я видел сверху, и, клянусь, сразу вспоминаю шоколадную фабрику Вилли Вонки [11] : конвейеры возносят мусор вверх и отправляют его на вращающиеся звездочки, которые подкидывают его, словно попкорн на горячей сковороде. Что-то продолжает двигаться, что-то падает. Я вижу, как бутылки от чистящих средств и шампуня несутся со скоростью, превышающей 120 м/с (Алан просит меня держать точную скорость при себе – это коммерческая тайна), а молочные бутылки падают откуда-то в гигантскую клетку. Я кричу ему: «Детям бы тут понравилось!» – но он не отвечает, возможно, потому что: а) это и так очевидно, б) он не слышит меня, поскольку мои слова полностью потерялись в грохоте машин, шуршании бумаги, треске и лязге стекла, алюминия и пластика.
11
Вилли Вонка – персонаж сказочной повести Роальда Даля «Чарли и шоколадная фабрика», эксцентричный кондитер, владелец огромной механизированной фабрики. – Прим. пер.