Планета звезды Эпсилон (сборник)
Шрифт:
… В туристской конторе миловидная девушка в дымчатых очках предложила Хальту несколько «наиболее интересных, привлекательных маршрутов по экзотическим местам».
— Я бы хотел уехать надолго и далеко, — сказал он ей.
Девушка услужливо разложила проспекты австралийских, американских, африканских, японских курортов.
«Зачем мне туда? — с тоской подумал Хальт, перебирая красочные буклеты. — Там они меня рано или поздно найдут… Ну, в лучшем случае отсижусь, а дальше?» И все же пришел к заключению: отсидеться и оглядеться необходимо. Но где?
— Я не мог бы глянуть на карту курортов Кавказа? — еще неуверенно спросил он.
Вот
Девушка поправила очки, взяла с полки каталог.
— Вас интересуют приморские или горные курорты этого региона?
— Хотел бы уехать на побережье, и не позднее завтрашнего дня.
Она удивленно посмотрела на него, пробормотала что-то насчет консультации с шефом, извинилась, что вынуждена оставить его одного, и вышла, вложив в его руки проспект черноморских курортов Кавказа.
Вернулась, профессионально сияя.
— Если синьор торопится, сегодня вечером на Кавказ отбывает туристская группа. Конечно, это не индивидуальный туризм, но зато поездка обойдется синьору дешевле. Шеф разрешил мне внести некоторые изменения в списки. Извините, что эта услуга входит в наш прейскурант. Группа будет путешествовать по Грузии, по Краснодарскому краю, там есть дивные уголки. Сухуми, Пицунда, горное озеро Рица, Гагры, Сочи, Новороссийск. — Хальт невольно содрогнулся, услышав название этого последнего пункта. Из этого порта должен выйти тот корабль к Бермудам! — Синьор поправит свое здоровье, — воркующе продолжала девушка. — Ионизированный воздух, прекрасные морские пляжи, лесные и горные ландшафты…
Дальше Хальт не слушал. Ему было безразлично, куда и зачем его повезут, что там будет ласкать его взор и успокаивать мысли. Главное — у него есть возможность взять будущее в свои руки. Кончен дрейф по течению!
Никакого задания Зауриху он давать не будет, Пусть Мастер надеется! Он оставит Зауриху только приказ явиться в определенное время на кавказский берег красных. Но отдаст приказ не лично ему, чего доброго, сумасшедший пустит в ход свой кинжал, тем более с ним что-то происходит. Не случайно он не явился на две последние встречи. Конечно, тайник они использовали редко, но прибегали к нему, когда дела заставляли Хальта надолго отлучаться из Италии. А Заурих проверяет тайник с точностью однажды заведенной машины.
Если Заурих не явится к Новороссийску — значит, взят. Впрочем, это тут же станет известно, русские держать в тайне подобный факт не станут. Отнюдь! Итак, если Заурих будет пойман, то, не зная приказа, он ничего не расскажет о зловещей диверсии. В таком случае самому Хальту ничего не грозит. Если же Заурих явится на Кавказ, каковы бы ни были его настроения, внезапно убрать Хальта он не сможет — на территории Советов это слишком рискованно для него. И тут необходимо опередить Зауриха, ликвидировать его самого — Мастеру потом можно будет объяснить, что Заурих отправился выполнять приказ, прибыл на место, но пришлось им пожертвовать, потому что он, оказавшись в ловушке русских, мог открыть карты и нарушить политическое равновесие ложи святого Эльма. Да, и не надо скрывать причин — он, Хальт, был вынужден отправиться в СССР, чтобы следить за поведением Зауриха. Таким образом Хальт подтверждает свою готовность отдать интересам ложи и собственную жизнь! Неужели Мастер не оценит дальновидности, предусмотрительности,
Когда Хальт покончил с формальностями в туристской конторе, у него еще оставалось время, чтобы успеть на побережье. На вилле он включил автоматический механизм, который сработает, когда Хальт уже пересечет все границы. Оставив в тайнике приказ для Зауриха, Хальт с легким сердцем отправился в аэропорт.
Хальт не мог знать, что следом за ним в апартаменты Мастера зашел Перчини и получил задание любыми средствами и способами заставить Зауриха работать только на ложу, минуя Хальта. Разумеется, Мастер не догадывался, что плутоватый, но боязливый Перчини осмелится повести и с ним двойную игру.
3
Светлана Баранова считала себя человеком дела, в трудных ситуациях всегда говорила себе: «Только не растеряться!». И вот — растерялась. Немецкий знала плохо. Мерзавец же изъяснялся на чудовищном итальянском. Сначала Света уверяла его, что он ошибся, просила отпустить с миром, клялась, что не выдаст его тайны. Но мерзавец лишь улыбался, если эту жуткую гримасу можно назвать улыбкой.
— Я знаю, фрау, как ваше имя. Но для меня — вы Анна. Анна, женщина, которую я любил.
От этого заявления, звучащего недвусмысленно, Светлана пришла в ужас. Но монстр развеял ее страх, сказав, что, как и фюрер, избегает женщин, ибо не должен тратить силы и отвлекаться от главного. Ева была другом, верным помощником, утешителем фюрера. Фюрер, мол, принадлежал единственной женщине — Германии, пояснял мерзавец.
Света не хотела и не могла называть его по имени — Мерзавец, и все тут.
Света понимала одно: силой Мерзавца не возьмешь. Мольбами, слезами тем более, да и не смогла бы она унижаться перед этой нелюдью. Убедить его? Но как? Она видела — перед ней полусумасшедший. И все же яростно спорила с ним. Он разговаривал охотно, рассказывал свою кошмарную историю, показывал швы, от вида которых Светлану едва не тошнило. К тому же от Мерзавца постоянно исходил нечеловеческий, тяжелый запах лежалой рыбы, доводивший ее до полуобморочного состояния, — Светлана старалась держаться подальше.
Соображение, что Мерзавец должен быть сентиментален и можно воздействовать на его сердце, Светлана отбросила: остались ли в нелюди человеческие чувства? Правда, об Анне он говорил со слезами на глазах.
И тогда Светлана приняла решение — соболезновать ему, его жизни. Пыталась объяснить, насколько обделила его судьба, какое страшное насилие свершили над ним бывшие и нынешние хозяева.
— Что ты знаешь о них, Анна? Это святые люди…
— Я вкладываю в понятие святости другое, — отрезала она.
— А разве святость — это не убежденность в абсолюте своей идеи? — В его голове, поняла Света, каша из бредовых представлений и сведений. Он путал времена и события как законченный склеротик, хотя на вид ему было не более сорока. — За идею можно умереть. И пусть для света я умер. Но для идеи я жив, мы не ушли в сорок пятом. Мы, я, наша идея — живы и держат мир в руках. А те, кто помогает мне, — мои апостолы. Они отказались от суеты во имя процветаний и возрождения… — иногда он говорил цветисто, выспренне. Мой Хальт!..